Экскурсия подростков по тюрьме

Экскурсия в тюрьму.

Воспитание нового поколения дело серьезное. Частенько, чтобы дети хотя бы на время вели себя потише , взрослые пытаются их запугать. В глубоком соплячестве, мать частенько пугала меня неким цыганом. Кто это такой я не знал, но представлялся мне здоровым грязным и бородатым мужиком, стоящим за каждым темным углом и с мешком в руках.

Но видимо плохо мамка меня пугала, раз я оказался все таки на нарах. Так вот, одно время на нашей зоне стали организовывать для школьников экскурсии . Дабы не хулиганили. Сидишь в камере и слышишь как «дубак» поучительным голосом :» Будете себс плохо вести, ребятки, вырастите хулиганами и попадете в тюрьму». Вдруг из толпы слышится робкий голосок :» А можно в камеру через «глазок» посмотреть?» » Что вы, ни в коим случае. Вы туда посмотрите, а вам оттуда в глаз ручкой тыкнут, в камерах сидят убийцы и маньяки». Кто- то из ребятни от ужаса шмыгает носом и протяжно вздыхает. Довольный произведенным эффектом, экскурсовод предлагает сходить посмотреть на ШИЗО в подвал, где сидят особо страшные убийцы. В толпе кому-то становится плохо.

Как- то днем нас собрали для прохождения медосмотра. Такое случается нередко, зеков осматривают на наличие синяков. Ну мы сняли майки и по одному заходим в мед кабинет, а там народу собралось — и начальник безопасности, и куча вертухаев, и замполит, ну и сам доктор. Подходим, нас осматривают, а некоторых куда-то уводят. Особенно тех, кто сильно в наколках, причем не особо профессиональных, сделанных чуть ли не на коленке прямо на зоне.

Здесь вам и змеи, обвивающие тело, и пауки на шее и щеке, надписи по латыни почти без ошибок, кинжалы, черепа. Просто надписи типа: «Иду резать актив», «Не забуду мать родную», «Наступи менту на горло — задави козла ногой». Причем таких шедевров выколото очень много и они почти сливаются в сплошную синеву.В общем, в коридоре собралось
десять очень страшных и сплошь татуированных рецидивистов. Сами лысые, зубы через раз и черные. Худые, как скелеты.

Построили их вдоль стены. Камеру нашу закрыли. Мы на всякий случай тишину соблюдаем, к щелям в двери прильнули — вдруг выведенных прессовать начнут, тогда нужно кипишь поднять, кричать, ругаться.Момент напряженный. Тут еще голос ДПНСИ раздается: «Можно начинать». Мы вообще замерли. Руки к шлемкам потянулись, чтобы в дверь барабанить. Вдруг снизу поднимается группа ребятишек под охраной спецназа. Начальник отдела безопасности показывает на страшных уголовников пальцем и серьезно говорит детям: «Если не перестанете хулиганить, то станете такими!»

Здесь все, кто находился в коридоре, подпрыгнули от нашего ржача. Так что возмущенных воплей рецидивистов никто и не услышал.

Источник

Проводятся ли экскурсии в тюрьмах России? Можно ли снять на камеру с целью отметить мальчишник?

Большинство исправительных учреждений являются федеральными казенными учреждениями (ФКУ) — это означает, что они созданы государством для осуществления конкретной функции — исполнения наказания в виде лишения свободы. Учреждение, как разновидность юридического лица, является организацией некоммерческой, то есть извлечение прибыли для исправительной колонии самоцелью не является. Поскольку учреждение казенное, то вся прибыль от его деятельности идёт в бюджет, а направления деятельности должны быть строго прописаны в учредительном документе. Поэтому, официально исправительное учреждение таких услуг, уж простите за занудство, оказывать никогда не будет — это не соответствует его функции.

Если экскурсии и проводятся, то только в местах, уже официально не считающихся «тюрьмами», а уже имеющими статус музея, например. Но, в порядке исключения, иногда в действующую колонию водили подростков — в воспитательных целях.

Но, что касается мальчишника, то Вы неофициально можете договориться с руководством конкретного исправительного учреждения. Однако, хочу сразу предупредить, что подобного рода «договоренности» являются незаконными и могут повлечь за собой уголовную ответственность: как для Вас, так и для соответствующего должного лица, допустившего за вознаграждение посторонних на режимный объект.

Источник

Попробовал развлечение для москвичей (тюрьма, куда можно отправиться на сутки). Комментирует настоящий зэк

Чего только не придумают в столице! В Москве ты сможешь заплатить деньги и добровольно загреметь в тюрьму на срок от полутора часов до суток. Очередной московский квест-перформанс расположился на огромной территории и весьма реалистично имитирует тюремную жизнь. Как-то я специально отправился туда в заключение (специально для журнала Men’s Health Россия).

Вот, что пишут организаторы:

«Alkatraz. The experiment» − абсолютно уникальная для России возможность попробовать себя в проекте игрового тюремного эксперимента, в ходе которого организаторы, актеры и психологи проекта будут моделировать различные реальные бытовые ситуации, в том числе конфликтные и требующие моральной устойчивости, волевых качеств и т.п. Игроку будет предложено на 24 часа полностью отказаться от любой связи с внешним миром. Любые гаджеты (телефоны, планшеты и техника) внутри игры запрещены и сдаются в камеру хранения до ее начала.

Вот как началось мое заключение.

– Теперь у тебя нет имени. У тебя есть номер!

Это кричит мне человек, одетый как боец спецподразделения. Черная униформа, дубинка в руках. У меня не самые радужные ассоциации — похожий мужчина однажды сломал мне нос после футбольного матча: я вел себя крайне прилично, но началась давка, и ОМОН стал жестко теснить людей.

Человек при исполнении выдает мне тюремную одежду (куртку и брюки симпатичного голубого цвета), из его грозного образа выбиваются лишь кеды известного бренда и черная маска на лице — она выглядит немного театрально. Мы стоим в маленькой комнате, охранников — двое, второй сидит за столом и только что снял у меня отпечатки пальцев.

– Быстрее! Еще быстрее.

Охранники кричат натурально, наигранности в их голосах не чувствуется. Как мне скажет позже мой знакомый, который отсидел три года в исправительной колонии под Пет­розаводском (за крайне неудачную, но справедливую драку): «Это обычный прием среди охраны — стараются сразу выбить тебя из психологического равновесия. Повышают голос, заставляют быстро, срочно выполнять какие-то действия, чтобы ты не успевал прийти в себя, — обычные инструменты, способы подавить волю. Когда ты сидишь уже долго, то общаются с тобой спокойнее. А вот тот момент, когда прибываешь на новое место, — самый сложный. Их задача — показать, что не ты, а они — хозяева положения. Самый сильный прессинг обрушивается на заключенного в первые недели. Речь, конечно, не про следственный изолятор (хотя тут, конечно, у кого как!), а про исправительное учреждение, куда ты попадаешь отбывать свой срок».

Что же, охранникам перформанса, если верить моему приятелю, роль удается.

Не очень-то я чувствую себя хозяином положения, когда меня, подгоня­я сзади окликами, ведут по коридору в камеру. Добавляют ощущений и мас­ки на лицах — лиц не видно, только глаза, от этого все смотрится еще более устрашающе.

Квест-перформанс Iron Cage (или, как заявляют организаторы, ролевая игра в реальности) расположился в юго-восточном районе Москвы, у метро «Волгоградский проспект», на территории торгового центра. Работа проведена большая: площадь, которую занимает тюрьма, — 1500 квадратны­х метров. Помимо тюремных камер и коридоров тут есть столовая, библиотека, врачебный кабинет, склад. Пока мы готовили номер к печати, организаторы еще не открыли квест для массового клиента: оттачивался сюжет, приглашались тестовые группы, отрабатывались роли актеров. В итоге, уверяют организаторы, в тюрьме можно будет провести полноценные 24 часа. Цель — побег, который нужно совершить, кооперируясь с другими заключенными, пользуясь подсказками, которые разбросаны по локациям. По замыслу организаторов, прерватьс­я ты сможешь в любой момент — сходить домой, на работу, а потом прийти, и сюжет для тебя продолжится ровно в том же месте, где ты закончил его в прошлый раз. Говорят, что в тюрьме можно будет обриться наголо в местной парикмахерской или попасть на электрический стул (тогда игра для тебя перезагружается).

А пока нас по очереди заводят в камеры, запирают. Я переодеваюсь в тюремную одежду, а мою забирают и уносят охранники.

Камера выглядит реалистично: старые кирпичные стены, потертые двух­этажные железные нары, металличес­кая решетка-дверь, которая закрывае­т выход. Никакой театральности, по ощущению чем-то даже похоже на камеру в отделе полиции Аэропортовского района, куда я как-то попал, когда восьмого марта подозрительно (по мнению сотрудников полицейского патруля) гулял по району. Охранники покрикивают, быстро разводят по камерам других заключенных, всего нас пятнадцать человек. Вот почти бежит к своей камере девушка, в глазах у нее некоторое замешательство, дальше спешит мужчина – тоже с несколько растерянным лицом. Ага, похоже, непривычная обстановка и вопли так или иначе действуют на всех. Неизвестность беспокоит меня больше всего. Совершенн­о непонятно, что могут придумать на квесте-перформансе, желая развлечь пресыщенную московскую публику.

Например, на одном московском перформансе тебя могут вполне себе внушительно ударить электрошокером или схватить за волосы — клиенты даже специально просят об этом.

А что придумают тут? Мой знакомый бывший зек поясняет: «Неизвестность, непонимание правил игры — это самая большая пытка. Когда я попал в СИЗО, больше всего меня травмировало то, что я совершенно не понимал, что со мной будет, как тут все устроено. Потом, когда уже понимаешь систему, по которой все работает, становится легче».

Я разглядываю своих коллег по заключению, которые стоят у решеток напротив, большинство заметно нервничают. Причем одинаков­о — и мужчины и женщины.

Московский психолог Андрей Зеленский говорит: «Неправда, что мужчины — непробиваемые. На самом деле мужчины ломаются часто быстрее, чем женщины. Большинство из нас, городских жителей, не сталкиваются с повышенным уровнем агрессии ежедневно. Поорать друг на друга в пробках — это не то. Большую часть времени мы существуем в тепличны­х условиях, поэтому даже тот же крик — это уже стресс для не привыкшего к таким условиям человека. Я, к примеру, работал с мужчиной, который перешел на другую работу — там начальник имел привычку часто повышать голос. Это было унизительно для моего клиента, он впал в депрессию. Мы долго работали, чтобы исправить его состояние (увольняться он не хотел, но в итоге пришлось)».

В целом, раздумываю я, стоя в своей камере, все это неплохая тренировка психики, можно немного привыкнуть к стесненным условиям: на случай непредвиденных обстоятельств, которые могут произойти с каждым. Например, не так давно один мой знакомый ехал с продуктами к бабушке, но его задержали и отвезли в милицию — как участника несанкционированного митинга. Просидел почти целый день в камере. Курицу, которую он вез бабушке, ему вернули, но она к тому моменту уже протухла. Охранник кричит мне:

— За что попал к нам? — За поджог свинофермы! — отвечаю я первое, что приходит в голову.

Тот переходит к следующей камере.

— За репост в соцсетях, — рапортуе­т юрист Иван, с ним мы были знакомы еще до начала квеста.

Чувствуется, что Иван тоже чувствует себя не в своей тарелке. Вот только что ты проверял почту в смартфоне, идя по проспект­у, а сейчас оказываешься лишен его, ограничен в передвижениях. Психолог Зеленский прав: все это сильно отличается от условий, к которым я привык в своей ежедневной жизни.

Квест-индустрия в России развивается стремительно, уже несколько лет как наша страна — лидер в этой области. Сраже­ния с зомби, прогулки по психиатрическим лечебница­м и средневековы­м замкам — тольк­о в Москве больше сот­ни квестов и перформансов. Но зом­би ты вряд ли встретишь в настояще­й жизни, а вот в реальной — тюремно­й атрибутик­и, кажется, и так с лихвой. Стоит только включить радио «Шансон», как перенесешься в какой-нибуд­ь «Белый лебедь» или «Черный дельфин». Сегодня в России, по данным Федеральной служб­ы исполнени­я наказаний, в тюрьмах находится 595 728 человек — это данны­е на 1 мая 2018 года. В списке стран по количест­ву заключенных мы на 14-м месте (ниже нас Панама, а выше — Руанда, на первом месте в списке — США).

Зачем при таком количестве заключенных и уже отсидевших (для которых лишение свободы не игра, а реальность) делать тюрьму в качест­ве развлечения? Этот вопрос я (когда освобо­дился) задал одному из учредителей Iron Cage. Максим Бабий когда-то трудился в компании МТС, а в последне­е время занялся квестами (к примеру, одно из детищ Максима – квест «Чис­тый разум»). Максим рассказывает: «Мне кажется, мы максимально отда­лились от нашей российской тюремной реальности. Каждый, кто хоть чуть в теме, скажет, что у нас никака­я не тюрьма. Это абстрактное пенитенциарное заведение по европейскому типу, основанное на книгах и фильмах, посвященных тюрьмам. „Побег из тюрьмы“ — это же классический сюжет. Когда попадаешь к нам, никаких пересечений и ассоциаций с реальной тюрьмой быть не должно — уголовный сленг, например, наши актеры не используют. У нас такая культурологическая тюрьма. Ну и вообщ­е, главная цель — не выжить, а совершить побег, используя для этого все возможности, скрытые на территории квеста: потайные ходы, вещи…»

Когда перед нами, стоящим­и у решеток, появляется началь­ница тюрьмы, я понимаю, о чем говорил Максим: одет­а она в фуражку с козырьком, примерно такую я, например, видел на персонажах фильма «Побег из Шоу­шенка» по книге Стивена Кинга. Девушка останавливается передо мной и приказывает:

– Этого — на работу на склад.

Охранники ведут меня по коридору в еще одну локацию тюрьмы. Чере­з полминуты мы оказываемся в просторной комнате, где на стеллажах стоят пустые пластиковые бутылк­и и ящики – вполне себе похоже на склад. Здесь, среди полок же, стоит другая женщина в форме.

– Переставь эти коробки!

Я (под крики охранника «быстрее, быстрее!») начинаю перетаскивать пус­тые коробки. Просто переношу их с места на место. Когда заканчиваю, девушка командует.

– А теперь пересчитай это!

В картонной коробке – куча пустых гильз из-под патронов. Одна, две, три, всего их оказывается около сотни.

Мой отсидевший приятель позже прокомментирует этот момент.

«Бессмысленная работа – то, что тоже ломает психологически. Если в жизни мы все гордые, чуть что — готовы возмутиться и сказать«я этого делать не буду», то в тюрьме тебе приходится делать то, что скажут.

Например, один мой знакомый целый день копал яму пять на пять метров, а потом засы­пал ее.

Ты делаешь что-то и теряешь уважение к себе, становишься покорным — на это и рассчитано. Вообще, наша исправительная система во многом построена так, чтобы сломать твою волю к сопротивлению. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что в большинстве исправительных учреждений труд заключенных организован неплохо — на нем зарабатывают: зеки шьют одежду, делают какие-нибудь розетки, потом все это идет на продажу».

Меня возвращают в наш тюремный барак, где уже выстроили моих коллег по заключению. Перекличка, мы называем свои номера. Мой — 0005467.

Один из заключенных, высокий голубоглазый парень, не выдерживает — приближает голову к голове нашей надзирательницы и начинает агрессивно выкрикивать свой номер. Она реагирует:

— В карцер пойдешь!

Вопрос взаимодействия заключенных и охранников – это вообще отдельный жанр. В 1971 году, как известно, провели знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент: это было психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни и на влияние навязанной социальной роли на поведение. Добровольцы-студенты играли роли охранников и заключенных и жили в условной тюрьме, устроенной в подвале факультета психологии. Заключенные и охранники быстро приспособились к своим ролям, вопреки ожиданиям, стали возникать по-настоя­щему опасные ситуации. В каждом третьем охраннике обнаружились садистские наклонности, а заключенные были сильно морально травмированы, двое раньше времени были исключен­ы из эксперимента. Эксперимент тогда был закончен раньше времени.

Макси­м Бабий рассказывает: «У нас случилас­ь обратная ситуация – заключенные начали давить на актеров. Стали вести себя очень агрессивно. А наши актер­ы (их всего задействовано в квесте от 1 до 14 человек) — они не спецназовцы, а актеры московских театров, кто-то в кино снимается. Есть доктор — бывший военный, женщина, но и она не боец. А вот зрители тогда вошли в азарт, почувствовали себя настоящими зеками, стали наших актеров прессовать.

Интересный момент — выбегает один из охранников, кричит: «Все, надо останавливать квест, клиенты неадекватные, от них алкоголем пахнет!»

А на самом деле, конечно, никто там не пил, я сам всех проверял, все были трезвые. Просто уровень стресса у наших сотрудников тюрьмы поднялся настолько, что им черт-те что начало казаться. Помня об этом случае, мы ввели правила и для клиентов: чего нельзя делать в отношении персонала. Это помогло.

В какой-то момент, когда становятся понятными правила игры (мы привыкаем к крику, понимаем, что ничего особенного с нами в тюрьме делать не собираются), большинство заключенных расслабляются. Кто-то залезает на шконку и начинает бить себя в грудь. Юрист Иван поет песню. Я попадаю в карцер (темная камера с мягким тканевыми стенами) — за то, что требовал виски на весь барак. Вместе со мной оказывается еще один заключенный.

— Нам нужно обыскать тут все! Вдруг что-то есть!

За полтора часа игры я успеваю забыть первые неприятные ощущения (и с хорошим настроением побывать в карцере еще раз). А еще получить записку из соседней камеры от юриста Вани: когда он ходил в тюремную больницу, заметил странный ход и теперь был уверен, что по нему можно сбежать. В какой-то момент, когда мы уже совершенно точно осознаем, что наше заключение – игра, оно и заканчивается. Полтора часа подошли к концу. Один из охран­ников миролюбиво кричит: «Всем спасибо, заключение окончено!»

Мы, переодетые в свою одежду, идем с Иваном к метро. Он рассказывает: «Первые полчаса в заключении мне было реально не по себе – все эти элементы прессинга серьезно действовали на нервы. А когда стало понятно, что ничего с нами сделать не могут (вот даже всерьез пихнуть), я расслабился. Хотя в целом, мне кажется, тюрьма и заключение — это не самый приятный опыт. Зомби как-то ближе».

Из такси, стоящего на обочине, несется радио: «Не плачь и жди меня домой, я многое стерпел – и это мой удел…»

Zorkinadventures. Опыт и истории, тесты очень нужных вещей, рассказы о местах, событиях и героях, интервью с лучшими в своем деле. А еще – подробности работы редакции National Geographic Россия, где я работаю.

Источник