Как могла бы сложиться судьба страны

Как бы сложилась судьба России, если бы Лжедмитрий I удержался у власти

Весной 1605 года русские города колокольным звоном и торжественными молебнами встречали истинного царя Дмитрия, возвращавшегося на прародительский престол. Страна переживала невиданное торжество. Бояре и архиереи присягали юному государю и клялись всенародно, что узнают в нём царевича Дмитрия, чудесно спасшегося от рук убийц, подосланных Годуновым.

Все историки писали бы, что он – подлинный сын Ивана Грозного

Кульминацией всеобщего признания стала встреча царя со своей матерью, царицей-инокиней Марфой (Марией Нагой). В присутствии десятков тысяч людей Марфа узнала своего повзрослевшего сына, которого лишилась четырнадцать лет назад, и Богом поклялась народу в том, что он – истинный Дмитрий.

Спустя год набат разбудил Москву в самый день царской свадьбы. Подосланные Василием Шуйским и другими боярами смутьяны выкрикивали старые лозунги пропаганды Бориса Годунова – что Дмитрий не тот, за кого себя выдаёт, а самозванец, расстрига Гришка Отрепьев. Сам Василий Шуйский объявил народу, что раньше признал самозванца царём только, чтобы сохранить себе жизнь. Однако теперь как на духу признаётся, что солгал, и сам Бог свидетель, что называющий себя царём Дмитрием – самозванец.

Дело закончилось известно чем. Того, кого ещё вчера все прилюдно – от патриарха до холопа – величали царём, убили, труп его сожгли, прах запихали в пушку и выстрелили. Посему и в наше время невозможна генетическая экспертиза останков Лжедмитрия, и о том, кем он был на самом деле, можно без толку фантазировать сколько угодно.

Но боярский мятеж – штука такая, которая могла и не удаться. Лжедмитрий знал о заговоре, но не придавал ему значения. Легко представить такую ситуацию, что самозванец всё-таки принял бы превентивные меры, арестовал и казнил заговорщиков. Ведь ещё раньше Василий Шуйский находился в его руках и даже был приговорён к смерти. Однако по необъяснимой мягкости сердца самозванец даровал ему жизнь, заменив казнь ссылкой, а по случаю своей свадьбы простил своего соперника и вернул его в Москву, себе на погибель.

Лжедмитрий, наверное, думал, что такой его жест подтвердит в глазах людей законность его статуса: ведь природному царю некого бояться. Однако добился обратного эффекта: московиты, привыкшие к жестокостям Ивана Грозного, восприняли милосердие нового царя как признак слабости и неуверенности в себе.

Предположим, что Лжедмитрий поступил бы в соответствии с народными ожиданиями «грозы царской» и удержался на престоле. Понятно, что уже только в наше время можно было бы проверить, находился он в родстве с прежними царями или нет. И то, если бы власти допустили такую экспертизу. Четыре столетия школьники учили бы историю, в которой чудесно спасшийся царевич Дмитрий при всенародной поддержке вернул себе московский трон.

Общепризнанная династия Рюриковичей правила бы Россией ещё невесть сколько времени. А какой тогда могла быть Россия? Шаги и заявления самозванца за год его правления позволяют сделать некоторые предположения такого рода.

Внутренняя политика

В первую очередь, Россия избежала бы разорений и потерь Смутного времени. Действительно, какая могла быть борьба за власть, если на троне снова – законная династия?

Кем бы ни был Лжедмитрий, он находился под сильным влиянием западноевропейской культуры и хотел приобщить к ней Россию, как и Пётр Великий сто лет спустя. Он не раз объявлял боярам, что желал бы, например, завести в России университет. Кстати, он не первый вынашивал такую мысль – аналогичный план был ещё у Бориса Годунова. Ещё Годунов отправил представителей знатной молодёжи на обучение за границу. Смутное время привело к национальной реакции, и эта практика, едва начавшись, прервалась на 70 лет. При Лжедмитрии она осуществлялась бы без перерыва. Россия приходила бы во всё более тесное общение с Западной Европой.

Это уже начало происходить в год правления Лжедмитрия. Новый царь издал указ о свободном въезде в Российское государство и выезде из него, как для иностранцев, так и для царских подданных. Он также разрешил полную свободу предпринимательства и внешней торговли людям всех рангов и званий.

Самозванец был щедр к войску и прост в общении с народом. «Вопреки обычаям прежних царей, – писал историк Николай Костомаров, – которые после сытных обедов укладывались спать, Димитрий, пообедавши, выходил один пешком в город, заходил в разные мастерские, толковал с мастерами, осматривал их работы, говорил ласково со встречными. Такого рода неслыханная прежде доступность царя в обращении с подданными соблазняла тех, у кого укоренилось понятие, что чем лицо важнее, тем оно должно быть неповоротливее». В этом описании мы как будто видим Петра Великого.

Костомаров упоминал также о том, что Лжедмитрий говорил о преобразовании государственного аппарата Московского царства. В частности, он собирался завести вместо Боярской думы – Сенат, куда назначал бы людей не родовитости, а по личным способностям.

Внешняя политика

Образцом для Лжедмитрия была польская армия, которая тогда, действительно, превосходила московскую. Став царём и укрепившись у власти, умный самозванец начал бы военную реформу, увеличивая количество регулярных полков, заводя на польский манер гусарские, драгунские и рейтарские части. В течение всего 17 столетия русская армия двигалась со скрипом в этом направлении, вынужденная обстоятельствами. Лжедмитрий начал бы эту реформу целенаправленно и на несколько десятилетий раньше.

Лжедмитрий начал именоваться в своих грамотах к иноземным государям «императором». По-видимому, борьба за признание нового титула русского государя стала бы важным содержанием международной политики Лжедмитрия. И если, в конце концов, Россия в начале 18 века добилась такого признания, уже после смерти Петра Великого, когда на троне были женщины, то почему это не удалось бы при жизни Лжедмитрия? Ведь ему было всего 22 года, когда он вступал на престол.

Существенным элементом повышения международного престижа России стала бы война с Турцией. Для этого царь сколачивал коалицию с Австрией, Польшей и Венецией. Сумел бы он это сделать или нет, но завоевание Азова и Крыма было его неотъемлемой целью. Таким образом, Лжедмитрий собирался начать борьбу за выход к Чёрному морю. Что касается выхода к Балтике, то у России он тогда был – от устья Нарвы до устья Невы. Это в Смутное время Россия его утратила.

Из великих русских историков Костомаров и Сергей Соловьёв отмечали в программе Лжедмитрия большое сходство с преобразованиями Петра Великого. Таким образом, если бы таковые осуществились на столетие раньше, без потрясений Смутного времени, без разорительных восстаний, бушевавших в России на протяжении всего 17 века, без церковного Раскола, то наша страна могла значительно раньше и меньшей ценой сделаться супердержавой.

Но это, конечно, если бы не возникло каких-то новых непредвиденных осложнений.

Источник

Как сложилась бы судьба России после победы декабристов 1 мин. на чтение

Что стало бы с Россией, если бы в 1825 году победили декабристы

14 декабря 1825 года тайная офицерская организация вывела на Сенатскую площадь в Петербурге гвардейские полки, чтобы воспрепятствовать присяге императору Николаю I. Тщательное изучение документов и событий позволило Якову Гордину в работах «События и люди 14 декабря» и «Мятеж реформаторов» еще в 1980-е обосновать правдоподобную версию о том, что только цепь непредвиденных случайностей помешала декабристам взять власть. В это легко поверить еще и потому, что успешные дворцовые перевороты совершались в России на протяжении всего 18 столетия.

Взять власть было реально

В основу альтернативного исторического сценария положим тот вариант, что декабристы удержали бы власть в течение длительного времени, иначе нечего будет рассматривать. В данном случае неважно, каким путем они этого достигли. Они могли, например, какое-то время выступать, как на Сенатской площади, «от имени законного царя Константина».

Почти наверняка реальная высшая власть в течение какого-то времени после переворота принадлежала бы Временному Верховному Правлению, которое собирались учредить декабристы. Судя по тому, что в состав Правления намечались такие видные государственные деятели, как граф Михаил Сперанский и адмирал Николай Мордвинов, декабристы рассчитывали на тесный союз с либеральными кругами бюрократии. Такой союз мог обеспечить на какой-то срок устойчивость новой власти.

В первые дни после успешного переворота декабристы объявили бы об уничтожении крепостного права и о проведении выборов во Всенародный Собор. Дальше возникают несколько потенциальных сценариев хода событий.

Сценарий либеральной конституционной монархии

Сами заговорщики не имели единого плана переустройства России. В «Северном обществе» подобием программного документа была «Конституция» Никиты Муравьева. Она предполагала превращение России в конституционную монархию. Если бы этот план удалось целиком провести в жизнь, то Российская империя еще во 2 четверти 19 века стала бы правовым государством европейского типа.

Муравьев собирался реорганизовать Россию по принципу федерации. Страна делилась на 15 крупных штатов («держав») с широкими правами местного законодательства. Во главе государства оставался император, но объем его власти был примерно равен таковому у президента США. Вообще, конституция США стала одним из основных источников при работе Муравьева над документом. Право голосовать на выборах имели лишь обладатели известного имущественного ценза, но избираться депутатами законодательных учреждений могли все граждане.

Россия могла бы стать одним из наиболее либеральных государств в тогдашнем мире. Заложенные в конституции Муравьева принципы позволяли этому государству в дальнейшем эволюционировать мирно, без революционных потрясений.

Сценарий радикальной революционной диктатуры

Но планы в истории никогда не реализуются так, как хотелось бы их составителям. В осуществление конституции Муравьева вмешались бы привходящие обстоятельства. Едва ли не самым главным среди них было наличие среди самих декабристов радикального крыла. В «Северном обществе» его представителями были Кондратий Рылеев и Петр Каховский. В «Южном обществе» это направление преобладало, и его руководитель Павел Пестель написал свой проект конституции — «Русскую Правду».

По замыслу Пестеля, Россия должна была стать республикой. Всю царскую династию, во избежание попыток реставрации монархии, следовало истребить физически до последнего человека. Органом высшей власти становилось Народное Вече, избираемое всеобщим голосованием.

Пестель считал, что все народы России должны быть слиты в «единый русский народ». Для ускорения этого слияния Пестель предлагал драконовские меры к сопротивляющимся. Евреев, не желающих окреститься, и цыган, по его проекту, намечалось депортировать из России. Кавказские народы, которые, по мнению Пестеля, обладали наиболее «буйным нравом», следовало выселить из родных мест и расселить мелкими группами по всей России с целью скорейшей и полной их ассимиляции.

В тетрадях Пестеля встречается еще любопытный проект учреждения тайной полиции под названием «Государственный приказ благочиния». Этот орган должен был осуществлять тотальную секретную слежку за всеми гражданами. Воззрения Пестеля складывались под влиянием примера якобинской диктатуры во Франции, но его можно счесть также идейным предтечей не только большевиков и ВЧК, но и нацистов с гестапо.

Череда кровавых переворотов была неизбежна, но стала бы уже далеким прошлым

Почти все революции приводили к тому, что революционеры начинали насмерть драться между собой за власть. И революция заканчивалась диктатурой. Это могла быть диктатура либо революционеров, либо контрреволюционеров.

Смута, начатая декабристами, почти наверняка привела бы к той или иной диктатуре. Ибо для воплощения либеральных мечтаний в России не было соответствующей социальной страты.

Среди самих декабристов способными к установлению диктатуры были только радикалы. Их республика, построенная по «Русской Правде» Пестеля, стала бы новым изданием самодержавия. В этом случае России была бы обеспечена череда кровавых революций и государственных переворотов.

Рано или поздно страну с ее архаической социальной структурой ожидал бы реакционный переворот. Уже очень скоро декабристы могли столкнуться с сопротивлением помещичьего класса, недовольным отменой крепостного права. Да и не факт, что сами крестьяне приняли бы это освобождение из чьих-либо рук, кроме царских. Ведь не поверили же они в 1812 году в волю, даруемую им от имени Наполеона.

Итак, в какой-то момент произошел бы откат к старому настолько, насколько это было возможно. И в этом случае впереди снова были бы десятилетия мятежей, переворотов, контрпереворотов во множестве вариаций.

Единственное хорошее в этом было бы то, что вся эта череда революционных потрясений прокатилась бы над Россией на сто лет раньше, чем в действительности. К настоящему времени она сделалась бы уже далеким прошлым.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Источник

Как могла бы сложиться судьба СССР, если бы он продолжил свое существование
Власть и общество

Чтобы произошло, если бы Советский Союз продолжил свое существование?

Говорят, история не терпит сослагательного наклонения. И всё же… «АиФ» попросил писателя Михаила Веллера представить, по какому пути мог пойти СССР, не распадись он в декабре 1991 года.

— Когда в обществе близятся катаклизмы, система проходит неустойчивые состояния. И возникает неопределённость: свалится ли система в хаос или перейдёт на новый, более высокий уровень. В декабре 1991-го перед страной лежало как минимум три пути, по которым она могла пойти.

Путь № 1: ремонт системы

Первый вариант развития Советского Союза (как он предполагался ещё Ю. В. Андроповым) — это косметический ремонт и консервация системы. То есть мы аккуратно зажимаем гайки по всему периметру и взбадриваем имеющуюся систему. Повышаем трудовую дисциплину, усиливаем ответст­венность граждан перед законом и т. д. Если бы Андропов прожил долго (а он простоял у руля чуть больше года), СССР мог бы дожить и до сего дня приблизительно в его прежнем виде. Приблизительно, потому что уже к середине 80-х, к моменту назначения М. Горбачёва на пост генсека, коррупция, торгашество, меркантильность в обществе поднялись на очень высокий уровень. Уже в престижные вузы поступали за взятки. Уже ленинградские спортсмены сложились в мафию, которая грабила фарцовщиков (сложившихся в свою мафию ещё раньше). Уже дефицитом на бартерных основах спекулировали все.

Так что разложение общества началось лет за 10 до 1991 года. Но его, возможно, удалось бы сдерживать на приемлемом уровне. То есть у нас бы бегали очередные модели «Волг» и «Жигулей», выпускались бы советские телевизоры, хоть и уступающие европейским или японским по качеству, предприятия не развалились бы. Наверняка появились бы советские компьютеры (похуже, но работавшие), на кухнях стояли бы новые модели советских холодильников… Естественно, сохранились бы все социальные гарантии, которые мы имели в СССР, не было бы безработицы.

Путь № 2: по стопам Петра I

Что помешало нам пойти по первому пути? Путь второй, по которому мы и пошли. Поскольку советская экономическая система была менее эффективной, чем западная: во всех отраслях производительность труда была в 5-6 раз ниже.

Поскольку дефицит у нас нарастал, и отставание в важнейших отраслях (в электронике прежде всего) увеличивалось стремительно, сельское хозяйство продолжало заваливаться, а рождаемость — падать (прямое воспроизводство славянских народов прекратилось ещё до 80-х годов, и к 1980-му половина юношей, призванных в армию, были из Средней Азии и Закавказья). Стране, чтобы не рухнуть окончательно, нужно было срочно модернизироваться.

У нас часто забывают, почему начал модернизацию Пётр I. Не потому, что он мечтал жить, как в Европе. А потому, что России иначе было не выжить. Иначе Швеция и Польша, за спинами которых стояли Англия и Австро-Венгерская империя, Россию бы свалили и расчленили. Вопрос модернизации при Петре I был вопросом выживания государства.

Аналогичным образом в 1980-е (поскольку при властном аппарате всегда были умные люди типа дипломата, политолога Александра Бовина, историка, социолога Игоря Бестужева-Лады и т. д.) в Политбюро пришли к выводу, что необходимо модернизироваться. Тогда это назвали перестройкой и ускорением. Абсолютно справедливо было решено: мы сохраняем за собой командные высоты в управлении страной, но разрешаем кооперативное движение, частное предпринимательство и т. д. Поскольку у нас частные подсобные хозяйства, имевшие 2-3% от всех сельхозплощадей, давали половину продовольст­вия на внутренний рынок, те, кто стоял у руля, думали: если мы разрешим 3-4% населения свободное предпринимательст­во, они насытят рынок и другими товарами…

Дальше пошёл стихийный процесс, потому что общество уже было коррумпировано, общество уже было меркантилизировано (духовные ценности уступили место материальным), его верхушка хотела жить как можно лучше, поэтому воровала, как умела. Это с одной стороны. С другой стороны, уровень некомпетентности власти был очень высок. Они давно разучились просчитывать на три-четыре хода вперёд. Они и на два-то уже редко видели. В результате деньги стали красться через многочисленные дыры вроде обналичивания при помощи кооперативов, к рукам стало прибираться всё, что возможно прибрать, прямо на производстве. Кроме того, Горбачёв решил, что необязательно сохранять монополию совершенно загипсовевшей партии, а нужно устроить государство полиберальнее. «Помогли» и молодые реформаторы, которые полагали, что рынок сам всё утрясёт, и позитивной роли государства в процессе реформ не видели. Тут крышку, естест­венно, и сорвало.

В чём была главная ошибка Михаила Сергеевича? Если бы Горбачёв оказался умнее, послушал китайского реформатора Дэн Сяопина и роль государства при переходе экономики с административной на рыночную не ослаблял, а усиливал, то мы могли бы пойти по китайскому варианту. И тогда сейчас гигантом был бы не Китай, а Россия. С огромными научно-техническими разработками, которые сделали бы наши учёные, с главенствующими позициями в целом ряде передовых технологий. С нашей системой среднего и высшего образования (которая в СССР была великолепно отлажена). И не Китай, а мы могли бы сегодня теснить Штаты…

Поскольку десятилетие за десятилетием всё самое умное, самое порядочное, самое благородное и самое активное давилось, гасилось, уничтожалось и изгонялось, то в середине 80-х наверх у нас, к сожалению, вышли уже самые активные экземпляры гомо советикус. То есть совершеннейшие новые варвары, у которых правда была только одна — грести к себе.

Вот если бы народ был несколько иной, то мы могли бы прийти в гораздо более светлое завтра. Об этом горевали и экономисты первой волны — Шмелёв, Абалкин и иже с ними: дескать, мы не ожидали, что народ окажется так склонен к воровству, бандитизму, коррупции, нарушениям закона. Вот если бы россияне были заранее воспитаны, мы сейчас могли бы жить в чудесной огромной Бельгии или Швеции — с нашими-то неисчерпаемыми ресурсами…

Что мы имеем в итоге? Ни один из возможных путей не был идеален. Везде чего-то да не хватало. Но если бы мы выбрали постепенный регулируемый переход к свободному предпринимательству и рыночной экономике, когда сильное государство жёстко контролирует командные высоты, всё время очищая и завинчивая органы исполнительной и судебной власти, всё могло бы быть хорошо. Для этого нужен был бы разве что Пётр Алексеевич Романов на месте Михаила Сергеевича Горбачёва. Но это тот самый случай сослагательного наклонения в истории…

Михаил Веллер

Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.

Вы также можете:

• Перейти на главную и ознакомиться с самыми интересными постами дня
• Добавить статью в заметки на:

Источник