Какие страны каспийского региона
Аскар Нурша, научный сотрудник кафедры международных отношений и внешней политики Казахстанского государственного университета имени аль-Фараби (Алматы)
В политической лексике термин «Прикаспийский регион» появился после образования четырех новых независимых государств на побережье Каспийского моря в 1991 году, в результате распада СССР и в связи с проблемой освоения их энергетических ресурсов.
Что представляет собой этот регион? Какие устойчивые признаки для него характерны? Прежде всего, таких признаков два: географический и ресурсный (или нефтяной). Прикаспийским регионом (в широком значении) обозначают пять стран, расположенных по периметру Каспийского моря; это Азербайджан, Россия, Казахстан, Иран и Туркменистан. Их принято называть государствами «бассейна Каспийского моря». В дипломатической практике последнего десятилетия именно этот термин используется для обозначения стран региона.
Однако мы не можем относить к этому региону всю территорию России, которая простирается от Балтийского моря на западе до Тихого океана на востоке, полностью территорию Ирана — от Каспийского моря на севере до Персидского залива на юге, а также весь Казахстан, восточные границы которого удалены от Каспия на несколько тысяч километров. Также мы не можем отнести к нефти региона ближневосточную нефть Ирана и углеводороды России в Западной Сибири. В узком значении под «Прикаспийским регионом» следует понимать территорию Азербайджана и административно-территориальные единицы России, Ирана, Казахстана и Туркменистана, примыкающие к Каспийскому морю. То есть речь идет об областях, имеющих непосредственную связь с его геологическими структурами. По этой же причине ряд исследователей относит к Прикаспийскому региону Узбекистан. Следует отметить: в СССР в отношении этих прибрежных областей широко использовался географический термин «Прикаспий», не имевший политического смысла. После распада Советского Союза термин «Прикаспий» по своему смысловому значению фактически был совмещен с термином «Прикаспийский регион».
Для понимания развернувшегося соперничества за каспийскую нефть как региональных, так и внерегиональных государств, прежде всего, необходимо определить значение этой обширной территории в системе международных отношений.
Критерием оценки стратегического значения пространства в данной статье выбран территориально-пространственный фактор, или жесткий «географический детерминизм». Пространственные отношения в регионе предопределяются планетарным противостоянием «Суши» и «Моря». В рамках изучения «фактора пространства» нефть региона в расчет не принималась.
Сложность исследования геополитики Прикаспия, главным образом, в том, что регион не является единым геополитическим пространством. Каспийское море фактически делит его на две самостоятельные подсистемы — западную и восточную, на прибрежный субрегион Центральной Азии и примыкающие к морю регионы Кавказа. Относительное единство региона на севере обеспечивают нависающие континентальные массы России и геополитические оси, исходящие из Москвы по обеим сторонам моря, на юге — прибрежные области Ирана. Ось север — юг по Каспийскому морю является линией разлома его геополитического пространства.
Геополитическое положение Центральной Азии и Кавказа неодинаково. Кавказ не является целостным геополитическим образованием. На западе он ограничен Черным и Азовским морями, на востоке — Каспийским. Склоны Большого Кавказа фактически дробят его территорию на субрегионы. Примыкающие к Каспийскому морю принято включать в состав прикаспийского региона, к Черному — соответственно к черноморскому. Территориальная раздробленность отражена в термине «Черноморско-каспийский регион».
В отличие от Кавказа рельеф Центральной Азии преимущественно равнинный. С трех сторон регион окаймлен естественными границами: Каспийским морем и практически непроходимыми горными хребтами. Картину дополняют песчаные пустыни на юго-западе. Именно по этим естественным рубежам, которые более семидесяти лет способствовали полной изоляции народов региона от южных соседей, проходила государственная граница СССР, что свидетельствует о геополитической логике великих держав при разграничении их сфер влияния. Лишь на севере он примыкает к южным рубежам России, становясь ее своеобразным «южным подбрюшьем». По этой границе регион полностью уязвим перед континентальной экспансией.
Каспийское море — естественный рубеж Кавказа на востоке и Центральной Азии на западе. Прибрежные области имеют статус внутренних периферийных пространств. Это объясняется тем, что доступ стран Центральной Азии к мировым коммуникационным магистралям обеспечивается только сухопутными транспортными коридорами в обход Каспия. Государства Кавказа получают такой доступ через Черное море. Отсутствие развитого морского флота и современной прибрежной инфраструктуры препятствуют интеграции стран, расположенных на противоположных берегах Каспийского моря. Разобщенность субрегионов позволяет говорить о единстве геополитического пространства только с точки зрения потенциальных, но не актуальных геополитических планов, а наличие огромных запасов нефти и газа — об экономических и геоэкономических перспективах Центральной Азии и Кавказа.
Именно как попытку преодолеть свою изолированность следует рассматривать участие государств Центральной Азии и Кавказа в различных транспортных коммуникационных проектах, включающих создание трансконтинентальных автомобильных и железных дорог, а также морских коридоров, которые соединят берега Каспия. Реализация подобных проектов позволит этим странам компенсировать невыгодное геополитическое положение и более активно включиться в мировое хозяйство. Их стремление к интеграции поддерживают ведущие геополитические центры, которые желают получить доступ к региону и контроль над трансконтинентальными транспортными потоками. Так, Европейский союз разработал проект «ТРАСЕКА», направленный на развитие транспортной сети, соединяющей Центральную Азию, Кавказ и Европу. Заинтересованность в возрождении Великого шелкового пути проявляют США. Россия, Иран, Индия и Казахстан активно сотрудничают по проекту «Северный коридор», который обеспечит выход государств, расположенных по периметру Каспийского моря, к Индийскому океану. Развитие магистрали, соединяющей регион Шелкового пути с Японией, предусматривалось правительством Рютаро Хасимото в рамках новой «евразийской» концепции, предложенной в 1997 году. В такой магистрали заинтересован и континентальный Китай, планирующий выйти к Персидскому заливу. Направления транспортных потоков имеют ярко выраженный геостратегический характер и не сводятся лишь к транспортно-экономической проблематике.
Вероятность того, что внерегиональные геополитические центры будут контролировать коммуникации региона, вызывает серьезную озабоченность государств, соприкасающихся с ним. В первую очередь речь идет о России.
Прикаспий имеет стратегическое значение для безопасности новых независимых государств Центральной Азии и Кавказа, а также Китая, Турции, Ирана и стран Южной Азии. Все они составляют уязвимое, политически нестабильное, этнически и религиозно разнородное пространство с неустойчивой геополитической ориентацией. Угроза российским интересам заключается в том, что в регионе могут обрести влияние традиционные соперники России. Помимо России опасения относительно открытости региона проявляют Китай, Иран, Индия. Но в отличие от России они по различным причинам не заинтересованы в его полной изоляции и не стремятся к достижению таковой, поскольку в настоящее время не обладают ресурсами для установления единоличного контроля и исключения присутствия других геополитических центров. Диктату Москвы они предпочитают политику «открытых дверей» и «равных возможностей», но готовы сотрудничать с Россией, чтобы препятствовать усилению в регионе США, ведущих европейских стран, а также Пакистана и Турции. Для достижения краткосрочных и среднесрочных задач держав в регионе здесь вероятным представляется образование временных коалиций, состоящих как из региональных, так и внерегиональных государств. Состав коалиций может меняться, их будущее зависит, прежде всего, от того, какое место займет регион в соперничестве ведущих геополитических центров.
С точки зрения глобальной безопасности регион имеет важное геополитическое положение. Если в «холодную войну» «силы Суши» и «силы Моря» взаимодействовали в береговых секторах Евразии, то после распада СССР «зона взаимодействия» вплотную приблизилась к южным рубежам России. Отныне соперничество ведущих геополитических центров разворачивается не за контроль над поясом береговых зон, а над стратегически важными внутриматериковыми пространствами Евразии. Для ведущих стран Запада значение региона как пространства, опоясывающего «срединные земли» Евразии, является стратегическим. Прикаспий играет важную роль южной «границы-полосы» «осевого ареала» и отделяет внутриконтинентальные пространства Евразии от ее южных прибрежных секторов, препятствуя меридиональной экспансии по оси север — юг. Как узкая пограничная зона он наиболее уязвим для геополитического давления со стороны Хартленда и береговых секторов. В отношении противостояния «сил Суши» и «сил Моря» его геополитическая ориентация имеет важное стратегическое значение. Проатлантическая ориентация способна подорвать могущество «сил Суши», поскольку отдалит внутриконтинентальные пространства Евразии от его береговых секторов. Для «сил Суши» промежуточное пространство — от южных рубежей России до берегов Индийского океана — полоса, площадь которой с геостратегической точки зрения необходимо свести к нулю. Отторжение этого пространства от российского влияния низводит Россию до статуса региональной державы. Для Кремля существует опасность преобразования этой полосы в санитарный кордон. Если Москве необходимо предотвратить образование южного санитарного кордона, то Вашингтону стратегически важнее создать и укрепить его.
Регион имеет важное «культурно-цивилизационное значение» как буферная зона, в которой соприкасаются мировые религии и культуры. Религиозный и этнический факторы, несомненно, усиливают его уязвимость перед внешним воздействием. Принято считать, что большим потенциалом конфликтности обладают южные рубежи России. Так, на Северном Кавказе соприкасаются ислам и православие; по линии границ России и Центральной Азии с Китаем — православие, ислам и конфуцианство. А южные границы региона доходят до стран Среднего Востока, расположенных внутри исламского мира. На мой взгляд, проблема конфликтности в регионе в меньшей степени имеет отношение к религиозным противоречиям, она вызвана стремлением этносов отстоять свой уклад жизни. К столкновению приводит нежелание народов с различной культурой сосуществовать на одной территории. В таком случае они готовы даже силовыми средствами вытеснить чуждую культуру за ее пределы.
Многие исследователи считают, что политическую ситуацию в регионе определяет тюркский фактор. Действительно, проживающие по периметру Каспийского моря азербайджанцы в Азербайджане и Иране, туркмены в Туркменистане и Иране, казахи в Казахстане и прикаспийских областях России, кумыки и ногайцы России относят себя к тюркским этносам. Это, конечно, важный аргумент, но одного осознания принадлежности к «тюркскому миру» недостаточно для политического объединения. Необходимо отметить, что вопрос политического сотрудничества тюрков затрагивает проблему сепаратизма. Сепаратизм тюркских этносов в южных регионах России беспокоит Кремль, который считает своей стратегической задачей препятствовать объединению тюркских политических образований в протурецкий и проатлантический альянс. Проблема уйгурского сепаратизма занимает ведущее место в отношениях Китая со странами Центральной Азии. Туркменское и азербайджанское националистические движения в Иране также являются потенциальными дестабилизаторами обстановки. Политическое объединение, провоцирующее сепаратистские движения тюркских этносов, будет представлять серьезную угрозу для соседних нетюркских государств и способствовать их взаимодействию перед лицом общей угрозы. Необходимо также отметить, что сепаратизм не отвечает интересам Казахстана, который не желает обострять отношения с Китаем по вопросу о Синьцзяне и с Россией — по своим северным областям, где живут этнические русские. Признание права тюркских народов России и Китая на самоопределение невозможно также для Турции, на которую давит проблема курдской государственности. В «замораживании» вопроса самоопределения малых народов заинтересованы, наконец, все государства Кавказа, где за последние пятнадцать лет межэтнические конфликты приняли наиболее жесткие формы. Очевидно, что существующая форма и уровень сотрудничества в регионе вполне устраивают тюркские государства, которые не желают форсировать события и отдают предпочтение эволюционному развитию отношений.
«Фактор пространства» занимает важное (но не исключительное) место в соперничестве ведущих держав. Для освоения крупных запасов нефти и газа нужны масштабные финансовые ресурсы, которых у прикаспийских государств нет. Привлечение иностранного капитала усиливает роль международных нефтяных компаний и государств, преследующих в регионе не только экономические, но и политические цели. В начале 1990-х годов некоторые аналитики сравнивали запасы нефти Прикаспия с ресурсами Персидского залива и ожидалось, что она если не вытеснит, то составит серьезную конкуренцию ближневосточной нефти и диктату стран (ОПЕК), ее экспортирующих.
Стратегическое значение каспийской нефти сводится, на мой взгляд, к четырем группам факторов. К первой следует отнести сугубо экономические, сулящие прибыль от ее добычи, продажи и транспортировки; ко второй группе — предусматривающие политические дивиденды. Третья группа включает военно-стратегические преимущества. К четвертой группе относятся геоэкономические факторы. Но прежде чем перейти к изучению вышеуказанных факторов, необходимо выяснить, о каких объемах углеводородов в регионе идет речь.
Наиболее оптимистичные данные о запасах каспийской нефти представлены экспертами США. Согласно докладу Энергетического информационного управления, ее доказанные запасы составляют от 16 до 32,3 миллиардов баррелей, а возможные запасы — 163 миллиарда баррелей 1 . Хотя эти данные по мере поступления достоверных результатов о геофизических исследованиях шельфа неоднократно корректировались, но, по сравнению с другими статистическими источниками, они самые высокие.
Наиболее скромные цифры представлены российскими специалистами, которые утверждают, что углеводородов на шельфе существенно меньше, чем декларируется. В частности, информационно-аналитический центр «Минерал» оценивает их запасы всего в 2,2 млрд. т нефти 2 .
С учетом определенной политизированности экспертов США и России, более объективными представляются данные международных экономических институтов и транснациональных компаний. Среди специализированных статистических изданий большим авторитетом пользуются сведения, представленные экспертами британско-американского нефтяного альянса «BP/Amoco». По данным ежегодного стратегического обзора мировой энергетики, подготовленным его экспертами, в 1999 году общемировые запасы нефти составили 1 033,8 млрд. баррелей (140,4 млрд. т, ее ежегодная добыча — 3 452,2 млн. т. На страны Ближнего Востока в 1999 году приходилось 65,4% (91,5 млрд. т или 675,8 млрд. баррелей) доказанных запасов и 30,5 % ее мировой добычи (1 052 млн. т), тогда как на все бывшие советские республики —только 6,3% доказанных запасов (9 млрд. т или 65,4 млрд. баррелей) и 10,7% мировой добычи (370 млн. т) 3 .
По данным влиятельного издания «Тhe 1996 International Petroleum Encyclopedia», общий объем доказанных запасов нефти в мире составляет 1 095,7 млрд. баррелей (150,1 млрд. т). Из них на страны Ближнего Востока приходится 654 млрд. баррелей (89,6 млрд. т), или 59,7% мировых запасов. На страны Каспийского региона — 29 млрд. баррелей доказанных запасов (4 млрд. т), или 2,6%. Для сравнения, доля нефти России составляет 136,5 млрд. баррелей (18,7 млрд. т), или 12,5%.
Таким образом, по различным данным, фактические запасы нефти Прикаспийского региона оцениваются экспертами между 15,5 и 30 млрд. баррелей, составляя от 1,5 до 4% (в среднем 2,6%) мировых.
Исходя из объемов разведанных запасов, себестоимости, темпов добычи и отсутствия коммуникаций для ее доставки до потребителя, каспийская нефть не может стать альтернативой углеводородам Персидского залива, как это прогнозировалось в начале 90-х годов.
Очевидно, молодые нефтедобывающие страны региона не станут ключевыми игроками на мировом рынке. Однако при значительных колебаниях цен им вполне может быть отведена вполне значимая психологическая и экономическая роль их регулятора. Если же в регионе обнаружат крупные «кладовые», то стратегическое значение каспийской нефти существенно возрастет. Но в ближайшее время это не решит проблему ее себестоимости и доставки на мировой рынок.
Рассмотрим экономическую группу факторов. Четыре из пяти государств региона входили в СССР, с распадом которого унаследовали плановую экономику, острый экономический кризис и административно-командный опыт решения проблем. Об их самостоятельных контактах с Ираном, минуя руководство СССР, разумеется, не могло быть и речи. Получив независимость, каждое из них выбрало собственный путь экономического развития и разработало свои рецепты выхода из кризиса. Глубина и последовательность их реформ зависят от политической воли правящих элит и унаследованного от Советского Союза потенциала. Испытывая дефицит бюджета, они бросились на поиски твердой валюты, которую не могли получить в ближнем зарубежье, и сконцентрировали внимание на экспорт своей продукции в дальнее зарубежье. Все это не могло не привести к разрыву прежних экономических связей между бывшими республиками СССР. Причем экономические причины этого разрыва были прочно связаны с политическими. Казахстан, Азербайджан и Туркменистан стали искать партнеров за пределами региона не только для того, чтобы ослабить экономическую зависимость от России, но и уравновесить ее возможное политическое давление. Ирану не удалось заполнить образовавшийся вакуум и обеспечить себе полномасштабное экономическое присутствие в регионе. Новые независимые государства учитывали многовековой имперский опыт Ирана, его модель развития и неохотно шли на сотрудничество с ним. Положение усугубили неразвитость прибрежной инфраструктуры и слабая морская торговля через Каспий. Море в большей степени разъединило, чем соединило эти страны. В итоге, несмотря на общность исторического прошлого и по сути схожие экономические проблемы, регион не является целостным экономическим пространством.
Однако с полномасштабным коммерческим освоением месторождений нефти на шельфе Каспия положение может в корне измениться. Уже началось строительство магистральных трубопроводов и других транспортных коммуникаций, которые соединят изолированные области региона.
Во-первых, в условиях экономического кризиса нефть — надежный источник пополнения государственного бюджета. Так, в бюджет Казахстана она вносит 30 %, России, по различным данным, — от 30 до 50 %. Страны региона рассчитывают, что ее запасы позволят привлечь необходимые им для реформирования экономики масштабные инвестиции.
Во-вторых, эта нефть — источник энергоресурсов для ведущих индустриально развитых стран, что связано с истощением либо недостаточным объемом ее традиционных источников. Потенциальными потребителями каспийской нефти являются страны Европы и Восточной Азии. В связи с ожидаемым сокращением добычи в Северном море прогнозируется острая нехватка топливно-энергетических ресурсов в европейских государствах. Бурное экономическое развитие государств Восточной и Южной Азии при сокращении собственной добычи нефти резко увеличит спрос на энергоресурсы, которые также могли бы предоставить прикаспийские страны. Кроме того, ряд государств, не желая оказаться экономически и политически зависимыми от основного поставщика, каким в настоящее время является Персидский залив, стремятся увеличить количество источников энергоресурсов. Разведанные запасы каспийской нефти еще не позволяют говорить о том, что она составит единственную альтернативу Персидскому заливу, — речь пока может идти только об одном из альтернативных поставщиков на мировой рынок. Скорее всего, нефти будет отведена роль инструмента экономического давления ведущих стран-импортеров на нефтедобывающие страны Персидского залива для регулирования цен на углеводороды.
В-третьих, к каспийской нефти проявляют интерес государства, через территорию которых планируется проложить экспортные трубопроводы. Так, например, за ее прокачку по трассе Каспийского трубопроводного консорциума, который соединит Тенгизское месторождение в Западном Казахстане с российским портом Новороссийск, РФ рассчитывает получить свыше 23 млрд. долларов. Кроме того, решается проблема занятости населения в прибрежных областях Каспия. Азербайджан от тарифов за транзит иностранной нефти может получить прибыль, сопоставимую с экспортом собственной нефти. Казахстан благодаря транзиту туркменского газа в Россию, Украину и другие европейские страны сможет обеспечить дешевым газом свои южные области.
В-четвертых, нефть — источник прибыли международных нефтяных компаний, которые занимаются ее разведкой и добычей на шельфе Каспийского моря. Многие участники дипломатической борьбы представлены в регионе не только своими внешнеполитическими ведомствами, но и нефтедобывающими фирмами, призванными усилить их экономическое присутствие в регионе. Для участия в крупных каспийских проектах, будь то строительство трубопровода или разработка нефтяного месторождения, эти компании образуют консорциумы. Такое временное объединение помогает им поделить коммерческие риски и объединить капитал для затрат, которые не под силу одной фирме. Зачастую в консорциум входят компании, представляющие интересы соперничающих государств: участие в совместных проектах и грядущий коммерческий успех могут ослабить противоречия между государствами. Однако интересы компаний не всегда совпадают с политикой руководства их стран в регионе. Нефтяные компании, естественно, отдают приоритет материальной стороне дела, и политическое вмешательство государства вызывает их раздражение. К слову, наблюдатели отмечают противоречия между государственным департаментом США и международными нефтяными консорциумами с преимущественно американским капиталом. Противоречия в регионе наблюдались также между Министерством иностранных дел России и представителями российского топливно-энергетического комплекса.
Нефть не только важный экономический, но и огромный политический ресурс, которым прикаспийские государства намерены распорядиться сполна. Суть, на мой взгляд, заключается, главным образом, в том, что при достижении экономической самостоятельности страны региона обретут реальную политическую независимость. Контроль над энергоресурсами и рост экономического потенциала, безусловно, выразится в увеличении их политического веса и усилении политического влияния на приграничные страны. Прежде всего, ожидаемое усиление прикаспийских государств нарушит сложившийся после распада СССР баланс сил в регионе.
Нефть может оказать как благотворное, так и дестабилизирующее влияние на региональные и локальные конфликты. Так, ожидаемый экономический рост Азербайджана воспринимается в Армении как угроза ее национальной безопасности. Такая же ситуация наблюдается в Грузии, где остро стоит проблема сепаратизма негрузинского населения. И не случайно участвующие в миротворческом процессе в Нагорном Карабахе США и европейские государства связывают достижение мира между Арменией и Азербайджаном с восстановлением экономического сотрудничества, в частности, в нефтяной сфере.
Геополитические импульсы из региона способны вызвать напряженность в южных национальных республиках России. Усиление военного присутствия Кремля на Северном Кавказе обусловлено не только наведением «конституционного порядка» в Чечне, но и предстоящим выводом российских войск с Закавказья. Интересы, связанные с нефтью, а также стремление нейтрализовать «дух сепаратизма» будут в течение длительного времени определять политику Москвы в южных российских регионах.
Каспийская нефть имеет огромное политическое значение и на востоке субрегиона. В отличие от Туркменистана, где суровые климатические условия, небольшая по размерам территория и богатые запасы энергоресурсов способствуют централизации власти и концентрации финансовых ресурсов у правящей элиты, в Казахстане в ближайшее десятилетие следует ожидать усиления влияния финансово-промышленных групп, связанных с топливно-энергетическим комплексом, конкуренция между которыми может привести к частичной децентрализации власти.
Стремление России усилить позиции в Прикаспийском регионе и влиять на нефтяную политику его стран вызывает настороженное отношение на обоих побережьях Каспия. Рост экономического потенциала ослабит зависимость Казахстана от России. Однако развитие отношений между Астаной и Москвой во многом зависит от политической воли самой России. Геополитическое положение Казахстана и «география» его нефтегазовой промышленности оказывают огромное влияние на внешнюю политику республики и делают ее вполне прогнозируемой. Астана не заинтересована в ухудшении отношений с Москвой; политическая нестабильность в приграничных районах, населенных с той и другой стороны этническими русскими и казахами, также не отвечает интересам Казахстана.
Прикаспийский регион — традиционный объект стратегических интересов Пекина. Каспийская нефть, несомненно, обеспечит здесь присутствие Китая, поскольку его развивающаяся быстрыми темпами экономика нуждается в импорте энергоресурсов из Центральной Азии. Немаловажно и то, что маршрут проектируемого трубопровода, который соединит западноказахстанские месторождения нефти с системой трубопроводов Китая, проходит через территории, населенные по обеим сторонам казахстанско-китайской границы этническими уйгурами. Обеспечение безопасности трубопровода со стороны Китая в случае эскалации конфликта на территории Синьцзяна — серьезное испытание для казахстанско-китайских отношений. Кроме того, общее оздоровление экономической ситуации в Казахстане благоприятно скажется на финансовых возможностях уйгурской диаспоры, что, как бы парадоксально это ни выглядело, также может отразиться на отношениях Астаны и Пекина: у этой диаспоры появятся дополнительные источники финансирования сепаратистского движения в Синьцзяне.
Рост политического и экономического влияния Казахстана, а также вероятное участие Казахстана, Узбекистана и Туркменистана в совместных проектах по строительству экспортных трубопроводов могут снять напряженность в отношениях между Казахстаном и Узбекистаном и способствовать казахстанско-туркменистанскому сотрудничеству. Как результат возможно ослабление политического давления Узбекистана в северном направлении и его усиление в южном. Если же руководству Казахстана не удастся направить финансовый поток от каспийских нефтяных проектов на восстановление военно-политического баланса в регионе, то следует ожидать усиления давления Узбекистана не только в северном, но и в западном направлениях. Для Казахстана ситуация может усугубиться при российско-китайском, либо российско-узбекском альянсе. Если же России удастся восстановить доминирующее положение в регионе, то она не будет нуждаться в подобных альянсах.
Таким образом, нефть окажет существенное влияние на отношения прикаспийских стран с доминирующими на международной арене государствами. Причем характер этих отношений будет определяться политическим и экономическим потенциалом республик региона. Интересно, что стали популярными прогнозы о развитии соперничества США, России, Китая, Ирана и Турции, где молодые прикаспийские государства рассматриваются исключительно как объекты влияния извне.
Третья группа факторов — военно-стратегический аспект значимости каспийской нефти. Состояние мира в международных отношениях не является вечным, только в ХХ веке народы региона приняли участие в двух мировых войнах. Еще в Первую мировую войну интерес к каспийской нефти проявляли державы Антанты и истощенная войной на два фронта Германия. Воспользовавшись распадом Российской империи, в регион вторглись войска англичан, а затем и турок. Как можно скорее восстановить контроль над бакинской нефтью стремились большевики. Во Вторую мировую войну на каспийскую нефть рассчитывали стратеги Третьего рейха. Испытывая острую нехватку горючего, в июне 1942 года германские войска перешли в генеральное наступление на южном крыле Восточного фронта. Целью летне-осенней кампании под кодовым названием «Операция Блау» Гитлер определил Сталинград и бакинскую нефть. Для защиты нефтяных месторождений Советский Союз ввел в бассейне Каспия военное положение.
Никто не может гарантировать, что состояние мира в прикаспийском регионе или сопредельных территориях продлится при жизни этого или следующего поколения. В случае боевых действий его энергоресурсы могут привлечь внимание воюющих сторон, как это уже было не раз.
Четвертая группа факторов стратегического значения нефти — геоэкономическая. В рамках геоэкономического подхода необходимо различать планетарный и региональный уровни. На планетарном геоэкономическая картина мира представляет собой три гигантские экономические зоны: американскую, европейскую и тихоокеанскую. Их центрами являются, соответственно, США, Европа и Япония. Прочность глобальной геоэкономической системы еще недавно обеспечивало ее совместное противодействие экспансии Восточного блока. Тот же «советский фактор», с его плановой нерыночной экономикой, гарантировал Соединенным Штатам надежные позиции во всех трех зонах. С распадом СССР ситуация изменилась. Среди бывших республик СССР в настоящее время только Россия обладает потенциалом региональной державы. Однако, чтобы противостоять возможной экономической экспансии России, этим центрам уже не надо объединять ресурсы. Новое соотношение сил заметно сказывается на всей системе: отсутствие глобальной угрозы объективно вызывает в Европе и в Японии сомнение в необходимости сохранять лидерство США. Действительным вызовом экономическому могуществу Вашингтона и существующей геоэкономической системе в целом может стать воссоздание Восточного блока через объединение постсоветского пространства вокруг России в новую экономическую зону. Но это возможно только в том случае, если за основу объединения будет принята не плановая, а рыночная экономика. По мнению Александра Дугина, возникшие на месте СССР новые государства с рыночно ориентированной экономикой, выступая единым блоком, представляют собой колоссальный дестабилизирующий фактор для всей системы, лишают США обоснования их стратегического главенства, делают оправданным стремление двух других геоэкономических зон к полной независимости от кураторства со стороны США 4 .
Соединенные Штаты заинтересованы в сохранении своей доминирующей позиции в сложившейся геоэкономической системе и предотвращении формирования четвертой экономической зоны под главенством России. На планетарном уровне геоэкономическая политика Белого дома заключается в переориентировании экономики постсоветских государств, в том числе Прикаспийского региона, от российского экономического диктата на уже существующие три мировые экономические зоны под контроль соответственно США, Европы и Японии.
На региональном уровне геоэкономического подхода можно выделить два фактора стратегического значения каспийской нефти. Первый, часто именуемый как «геополитика нефти и газа», определяет стратегическое значение региона наличием в регионе огромных запасов углеводородов. Важную роль играет его географическое положение относительно мирового рынка нефти. Здесь можно согласиться с мнением ведущего российского эксперта, доктора экономических наук А. Конопляника. Он считает, что «стратегическое значение Каспийского региона заключается не столько в объемах запасов углеводородного сырья, сколько в местоположении — он расположен между основными сегодняшними и перспективными рынками сбыта нефти и нефтепродуктов (Европа и Азия), с одной стороны, а также между основными сегодняшними поставщиками жидкого топлива (Ближний и Средний Восток, Северная Африка, Россия) на рынки Восточного полушария — с другой» 5 .
С учетом роли нефти и газа в современной экономике и военной стратегии Прикаспийский регион объявлен рядом ведущих индустриальных стран «зоной стратегических интересов». Соперничество ведущих стран вызвано их стремлением получить доступ к его нефтяным ресурсам и обеспечить свои долгосрочные геостратегические интересы. А нефть — инструмент проникновения, обоснование своего присутствия и ресурс для усиления влияния. Если для внерегиональных участников дипломатической борьбы «геополитика нефти» является «ключом» к региону, то прикаспийскими государствами она, в большей степени, используется как средство взаимодействия и налаживания контактов с ведущими геоэкономическими центрами.
Второй фактор, известный как «геополитика трубопроводов», является практической реализацией геоэкономических планов участников дипломатической игры за каспийскую нефть. Ожидается, что эти магистрали не только экономически, но и политически соединят поставщика и потребителя. Соперничество между геполитическими центрами в данном случае разворачивается за контроль над экспортными потоками энергоресурсов. Если маршруты Баку — Новороссийск и Тенгиз — Новороссийск воспринимаются как усиление в Прикаспийском регионе позиций России, то иранское и китайское направления — естественно, свидетельствуют об интересе со стороны Ирана и Китая. А трасса Баку — Джейхан проектируется с учетом геостратегических планов США, Турции и Израиля. Поскольку новые прикаспийские государства не имеют прямого доступа к мировым рынкам нефти, то в ближайшее время следует ожидать усиления политической активности государств, через территорию которых пройдут ее транспортные трассы. Участие в трубопроводных проектах способствует вовлечению транзитных государств в орбиту геостратегических планов США, России, членов Европейского союза, а также Китая. Собственную стратегию разрабатывает Япония.
Молодые прикаспийские государства не являются пассивными наблюдателями масштабных проектов. Предполагаемые маршруты нефте- и газопроводов фактически совпадают с направлением геополитических импульсов из региона. С маршрутами трубопроводов следует связывать внешнеполитические приоритеты и вероятную политическую ориентацию Азербайджана, Казахстана, Туркменистана. К примеру, приверженность азербайджанского и грузинского руководства к маршрутам Баку — Джейхан и Баку — Супса в обход России, объясняется их стремлением ослабить влияние Кремля в регионе за счет западного присутствия. А заявления Казахстана о многовариантности маршрутов экспорта нефти отражают стремление республики учитывать интересы ведущих стран и соблюдать в регионе баланс сил. Туркменистан возлагает большие надежды на разработку южных маршрутов транспортировки нефти и газа через Иран и Афганистан, что в последнее время вполне объясняет туркменско-иранское сотрудничество по правовому статусу Каспийского моря и особую позицию Ашгабада по отношению к талибам.
Таким образом, стратегическое значение прикаспийского региона в системе международных отношений обусловлено двумя взаимозависимыми факторами: его геополитическим положением и наличием огромных запасов нефти и газа. Тем не менее их не стоит переоценивать: все же главный фактор дипломатической борьбы — человек, его политическая и экономическая деятельность. Многое зависит от внешнеполитического и экономического курса руководителей прикаспийских государств. Их недальновидная политика и нерациональное использование ресурсов могут свести на нет огромный энергетический потенциал региона. Напротив, четкая и последовательная позиция позволит преодолеть негативные стороны его геополитического положения.
Источник
