☝️Ни страны, ни погоста
В 1972 году под давлением властей СССР Иосиф Бродский вынужден был эмигрировать в США, где и прожил оставшиеся 24 года жизни. Ровно за десять лет до эмиграции поэт пишет одно из лучших своих стихотворение «Ни страны, ни погоста», в котором буквально завещает похоронить на Васильевском острове.
В год написания строк Бродскому было 22 года, и он ещё не познал «радостей» ссылки, но уже показывает себя пророком, у которого скоро не будет ни погоста на Родине, ни самой страны. Тёмные тучи только сгущаются, но грома нет. Более того, в 1962 году в жизни Бродского больше светлых событий, например, встреча с Мариной Басмановой, ставшей надолго верным спутников Иосифа.
Пророческие строки
Строки, написанные за 10 лет до отъезда из СССР и за 34 года до смерти, стали пророческими. В них он предвидит своё расставание со страной, он уже в 1962 году видит себя разлученным с Родиной.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
Родина станет равнодушной у Бродскому задолго до отъезда. Если бы дело было только в ссылке, то может Иосиф бы и не уехал, но его перестали печатать. Что такое для поэта писать годами в ящик, может знать только автор строк. В конце концов, Бродскому надо было на что-то жить.
Почему Васильевский остров
Васильевский остров выбран не для красивой рифмы, ведь это место, где прошло детство поэта, где он помнит особенный звук дождевой воды, стекающей по трубам с крыш, где помнит каждый уличный камень и столб. Именно сюда он хочет вернуться и именно вернуться, а не остаться, так как предвидит свой отъезд.
Две жизни – это жизнь в СССР и за границей, ещё одно пророчество в стихе. Эти две жизни похожи на двух девочек-сестричек и составляют суть одного человека.
Словно девочки-сестры
из непрожитых лет…
Эти две земные жизни выбегают на остров и машут душе-мальчику вслед. Всего 56 лет, а сколько не прожито и на Васильевском острове душа прощается с телом. Пусть прах Бродского упокоился в Венеции, которая после Питера была любимым городом поэта, но душой он всегда был на Неве.
Относительно лёгкое для чтения, восприятия и запоминания стихотворение Бродского, в котором навеки запечатлены любовь к Петербургу, тоска по Родине и предвиденье неизбежности разлуки.
Полный текст стихотворения
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Читает Бродский
Вникнуть в смысл строек стихотворения поможет сам Бродский, который читает его на аудио выше.
Источник
«Ни страны, ни погоста…»
Лауреат Нобелевской премии по литературе родился 75 лет назад, 24 мая 1940 года в Ленинграде.
…Вечер 27 января 1996 года Бродский проводил в своем доме в Нью-Йорке. Пожелав жене спокойной ночи, поэт сказал, что ему нужно еще поработать, и поднялся к себе в кабинет. Утром там, на полу, его и обнаружила жена. Врачи констатировали инфаркт. Похоронили его на следующий день — в склепе на кладбище при храме Св. Троицы на берегу Гудзона. Хотя в своих стихах сам он высказывал такое пожелание:
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать
На Васильевский остров
Я приду умирать…
Воля поэта вполне могла быть исполнена после его смерти. Но предложение депутата Государственной Думы Галины Старовойтовой — похоронить поэта в Санкт-Петербурге на Васильевском острове, где есть старинное Смоленское кладбище — было отвергнуто его близкими.
Поэт и переводчик Илья Кутик рассказал, будто за две недели до своей смерти Бродский купил себе место в часовне на нью-йоркском кладбище и составил завещание. Однако это не подтверждается другими источниками.
По словам вдовы Бродского, итальянки Марии Соццани, идею о похоронах в Венеции высказал один из его друзей. «Это город, который, не считая Санкт-Петербурга, Иосиф любил больше всего, – сказала она. — Кроме того, рассуждая эгоистически, Италия — моя страна, поэтому было лучше, чтобы мой муж там и был похоронен».
В 1997 году на кладбище Сан-Микеле в Венеции Иосифа Бродского похоронили во второй раз. Устроить могилу между могилами Стравинского и Дягилева, как планировалось, оказалось невозможно: Бродский не был православным. Отказало в погребении и католическое духовенство. В результате решили похоронить тело в протестантской части кладбища.
…Его отец, вернувшись с войны, работал фотографом и журналистом-газетчиком. Мать была бухгалтером. В 1942 году, после страшной блокадной зимы, мать, вместе с Иосифом, уехала в эвакуацию в Череповец, вернулись они в Ленинград в 1944-м. В 1947 году Иосиф пошел в школу, но так ее и не закончил. Учился не просто плохо, а очень плохо. Получал «двойки», а в седьмом классе остался на второй год. Потом вообще бросил учебу и пошел работать учеником фрезеровщика на завод «Арсенал».
Безуспешно пытался поступить в школу подводников, а затем вдруг загорелся идеей стать врачом. Но, поработав месяц помощником прозектора в морге при областной больнице, отказался от медицинской карьеры. Бродский трудился также истопником в котельной, матросом на маяке, рабочим в геологических экспедициях в Сибири.
Шагом ухожу навсегда.
Пахнет новенькая спецовка
Ветром свободы, огнем труда.
В это время Бродский много читал, в первую очередь, поэзию, стал изучать английский и польский языки, а также начал писать стихи. И 14 февраля 1960 года состоялось его первое крупное публичное выступление на «турнире поэтов» в ленинградском Дворце культуры имени А.М. Горького.
В декабре 1960 года он, со своим близким приятелем, летчиком Олегом Шахматовым, поехал в Самарканд. Там они стали обсуждать план побега за границу на угнанном самолете внутренней линии, который предстояло посадить на американской военной базе в Афганистане.
Бродский должен был оглушить пилота ударом по голове, после чего Шахматов занял бы его место за штурвалом. Но до дела не дошло. Потом он рассказывал: накануне он расколол грецкий орех, увидел две его половинки, похожие на полушария человеческого мозга, и понял, что никогда не сможет ударить человека по голове.
Вскоре Шахматов был арестован за незаконное хранение оружия. На следствии, рассчитывая на снисхождение, он рассказал о якобы существовавшей в Ленинграде «подпольной антисоветской группе», назвал имена, в том числе и Бродского. Поэта арестовали, но, продержав два дня, выпустили, поскольку ничего противозаконного он не совершил.
Постепенно Бродский становится известным в среде ленинградских поэтов. В августе 1961 года в Комарове его познакомили с Анной Ахматовой. Первым опубликованным стихотворением Бродского стала «Баллада о маленьком буксире», напечатанная в сокращенном виде в детском журнале «Костер» в 1962 году.
Статья «Окололитературный трутень» появилась 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград». Ее авторы клеймили Бродского за «паразитический образ жизни». Затем та же газета опубликовала подборку писем читателей с требованиями наказать «тунеядца Бродского», и 13 января 1964 года его арестовали. Протокол судебного заседания потом распространили в «самиздате» и переправили на Запад, где его опубликовали. Особенно широко цитировался следующий эпизод:
Судья: А вообще, какая ваша специальность?
Бродский: Поэт, поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… Где учат…
Бродский: Я не думал… Я не думал, что это дается образованием.
Бродский: Я думаю, это… от Бога…
В итоге Бродский был приговорен к пяти годам принудительного труда и сослан в Коношский район Архангельской области, где поселился в деревне Норенская. Позже поэт назовет это время, как это ни странно, самым счастливым в своей жизни. В ссылке Бродский изучал английскую поэзию.
Сторонники поэта, а также некоторые видные деятели культуры, в том числе Шостакович, Твардовский, Паустовский и другие писали письма в защиту Бродского в партийные и судебные инстанции. В сентябре 1965 года, под давлением общественности, в частности, после обращения к советскому правительству Жан-Поля Сартра и ряда других зарубежных писателей, срок ссылки был сокращен и Бродский вернулся в Ленинград. Знаменитым во всем мире он поначалу стал вовсе не благодаря своим стихам, а приговору. Неслучайно мудрая Анна Ахматова, узнав о суде, сказала: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он нарочно кого-то нанял».
Бродский противился навязываемому ему — особенно западными средствами массовой информации — образу диссидента, борца с советской властью.
У него практически не было политических стихотворений, он не показывал в своих стихах власти «фигу в кармане», как это порой делал Евгений Евтушенко. Мало того, у него были стихи, которые хотя и не соответствовали тогдашним стандартам, но диссидентскими вообще никак не назовешь.
Он не любил рассказывать о перенесенных в ссылке лишениях, не старался прослыть «жертвой режима». Бродский делал заявления вроде: «Мне повезло во всех отношениях. Другим людям доставалось гораздо больше, приходилось гораздо тяжелее, чем мне». Он вообще не занимался политикой, а писал стихи. Только услышав о том, что Е. Евтушенко высказывается против колхозов, Бродский с возмущением заявил: «Если Евтушенко против, то я – за».
В конце 1965 года он сдал в Ленинградское отделение издательства «Советский писатель» рукопись своей книги «Зимняя почта (стихи 1962—1965)». Ее автору возвратили, пришлось заниматься переводами, также стихи его появлялись в «самиздате». Он стал популярным у иностранных журналистов и славистов, приезжавших в СССР. В результате его стали издавать на Западе, присылать приглашения…
В ОВИР Бродского вызвали 10 мая 1972 года, а уже 4 июня, лишенный советского гражданства, поэт вылетел из Ленинграда в Вену. Так, закончив всего 7 классов средней школы, поэт стал работать в университетах — он сменил их несколько, в США и Англии — преподавая историю русской литературы, поэзию, теорию стиха, выступая с лекциями и чтением стихов на международных литературных фестивалях и форумах.
Если в СССР он скрывал свои убеждения, то, оказавшись потом на Западе, уже этого не делал. Американский литературовед-славист Эллендея Проффер Тисли так писала о нем в своей книге: «Бродский был непримиримым врагом коммунизма и стопроцентным сторонником всего западного». Признает она и тот факт, что у поэта был очень непростой характер: «Иосиф Бродский был самым лучшим из людей, и самым худшим. Он не был образцом справедливости и терпимости. Он мог быть таким милым, что через день начинаешь без него скучать; мог быть таким высокомерным и противным, что хотелось, чтобы под ним разверзлась клоака и унесла его».
Родители Бродского несколько раз подавали заявление с просьбой разрешить им повидать сына, но каждый раз получали отказ. Когда они умерли, поэту не позволили приехать на их похороны. В 1977 году Бродский принял американское гражданство. В 1990 году женился на Марии Соццани, итальянской аристократке, русской по материнской линии.
В 1987 году Бродский был награжден Нобелевской премией по литературе «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины». Он стал одним из самых молодых лауреатов премии за все годы ее присуждения.
Многие считают, что Бродский, как и Борис Пастернак, получили премию по политическим мотивам. Об этом же говорили, когда ее присудили развалившему СССР Михаилу Горбачеву. Получил Нобеля Александр Солженицын, а вот Лев Толстой отказался от получения премии, памятуя о том, на какие средства она создана. Отец Альфреда Нобеля нажил свое состояние в России на бакинских нефтяных промыслах, а он сам – на изобретении динамита, за что его называли «торговцем смертью».
Не все писатели, даже либеральные собратья по перу, одобрили присуждение премии. Василий Аксенов, например, писал, что Бродский – «вполне середняковский писатель, которому когда-то повезло, как американцы говорят, оказаться «в верное время в верном месте».
После начала «перестройки» произведения Бродского стали, наконец, широко публиковать и в России. В 1995 году поэту было присвоено звание почетного гражданина Санкт-Петербурга, мэр Анатолий Собчак настойчиво приглашал его вернуться. Но он откладывал приезд.
Прожив многие годы за границей, Бродский стал говорить о себе так: «Я — еврей, русский поэт и американский гражданин».
Источник
О стихотворении И. Бродского Ни страны ни погоста
В моем понимании, в последнем восьмистрочии своего стихотворения под «девочками-сёстрами» и «двумя жизнями» Бродский подразумевает Ахматову и Цветаеву (в смысле — «сестёр по Поэзии» из старшего, по сравнению с ним, поколения).
Бродский сожалеет, что он, не будучи их сверстником, не может быть с ними на-равных.
Он считает себя их продолжателем, достойного их одобрения («из непрожитых лет . машут мальчику вслед»).
И Цветаева и Ахматова (также, как впоследствии и Бродский) не были достойно оценены и признаны на Родине (в России) и подвергались критике и осуждению тогдашней властью («к равнодушной отчизне прижавшись щекой»).
Вслед за Пушкиным и Лермонтовым, Бродский в этом стихотворении, предвидит и предвосхищает свою будущую судьбу — изгнание (ссылку).
——
Re «Neither country, no graveyard» by Joseph Brodsky
In my understanding, in the last eight-line of his poem under «girls — sisters» and «two lives» Brodsky means Akhmatova and Tsvetaeva (in the sense that they are «sisters in Poetry» from the older generation compared to him).
Brodsky regrets that he, not being their peer, can not be equal to them.
He considers himself to be their successor, worthy of their approval («of the uninhabited years . wave to the boy «).
And Tsvetaeva and Akhmatova (as well as later Brodsky) were not adequately evaluated and recognized at Home (in Russia) and were criticized and condemned by the then government («to the indifferent Motherland pressed his cheek»).
Following Pushkin and Lermontov, Brodsky in his poem, foresees and anticipates his future fate — exile.
—
«Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Твой фасад тёмно-синий
Я впотьмах не найду.
Между выцветших линий
На асфальт упаду.
И душа, неустанно
Поспешая во тьму,
Промелькнёт над мостами
В петроградском дыму,
И апрельская морось,
Над затылком снежок,
И услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
Далеко; за рекой,
К равнодушной отчизне
Прижимаясь щекой,
— Словно девочки-сёстры
Из непрожитых лет,
Выбегая на остров,
Машут мальчику вслед.»
Источник
