Эволюция шведской модели
Термин «шведская модель» возник в связи со становлением Швеции как одного из самых развитых в социально-экономическом отношении государств в конце 60-х годов, когда стало отмечаться успешное сочетание в Швеции быстрого экономического роста с обширной политикой реформ на фоне относительной социальной бесконфликтности в обществе. Этот имидж успешной и безмятежной Швеции особенно сильно контрастировал тогда с ростом социальных и политических конфликтов в окружающем мире. Шведская модель отождествлялась с наиболее развитой формой государства благосостояния.
Однако этот термин использовался в различных значениях и имел разный смысл в зависимости от того, что в него вкладывалось. С одной стороны, отмечался смешанный характер шведской экономики, сочетающей рыночные отношения и государственное регулирование, преобладание частной собственности в сфере производства и обобществление в сфере потребления.
Другая характерная черта послевоенной Швеции — специфика отношений между трудом и капиталом. В течение многих десятилетий важной частью шведской действительности была централизованная система переговоров о заключении коллективных договоров в области заработной платы с участием мощных организаций профсоюзов и предпринимателей в качестве главных действующих лиц, причем политика профсоюзов основывалась на принципах солидарности между различными группами трудящихся.
Еще один способ определения шведской модели исходил из того, что в шведской экономической политике явно выделялись две доминирующие цели: полная занятость и выравнивание доходов. Активная политика на высокоразвитом рынке труда и исключительно большой государственный сектор (при этом имеется в виду прежде всего сфера перераспределения, а не государственная собственность), занимающийся аккумуляцией и перераспределением значительных денежных средств на социальные и экономические цели, рассматриваются как результаты этой политики.
Экономисты определяют шведскую модель как модель, сочетающую полную занятость (т.е. уровень официальной безработицы ниже 2% самодеятельного населения) и стабильность цен путем проведения рестриктивной экономической политики, дополненной селективными мерами для поддержания высокого уровня занятости и капиталовложений. Эта модель была представлена профсоюзными экономистами в начале 50-х годов и в определенной степени была использована социал-демократическими правительствами.
Наконец, в самом широком смысле шведская модель — модель социально-экономического развития — это весь комплекс социально-экономических и политических реалий в стране с ее высоким уровнем жизни и широким масштабом социальной политики. Таким образом, понятие «шведская модель» не имеет однозначного толкования.
Основными целями модели в течение длительного времени были полная занятость и выравнивание доходов. Их доминирование объясняется уникальной силой шведского рабочего движения. С 1932 г. по настоящее время (за исключением 1976-1982 и 1991-1994 гг.) у власти находилась Социал-демократическая рабочая партия Швеции (СДРПШ). В течение десятилетий с СДРПШ тесно сотрудничало Центральное объединение профсоюзов Швеции, что усиливало реформистское рабочее движение в стране. Кроме того, шведская модель базировалась на духе компромисса и взаимной сдержанности между рабочим движением (профсоюзами и социал-демократами), с одной стороны, и крупными компаниями в шведской промышленности, с другой. Этот дух гармонии основывался на осознании того, что маленькая Швеция может выжить в большом мире с жесткой конкуренцией только при объединении усилий всех сторон.
Среди общих условий создания шведской модели, существующих и в других развитых странах Запада, можно выделить политическую демократию, частную собственность, основные принципы рыночной экономики и независимые от правительства профсоюзы и объединения предпринимателей.
К числу специфических факторов, присущих именно Швеции, надо отнести неизменный внешнеполитический нейтралитет с 1814 г., неучастие в двух мировых войнах, рекордное по продолжительности пребывание у власти Социал-демократической рабочей партии, исторические традиции мирных способов перехода к новой формации, в частности от феодализма к капитализму, длительные благоприятные и стабильные условия развития экономики, доминирование реформизма в рабочем движении, утвердившем эти принципы в своих отношениях с капиталом (их символом стали соглашения между руководством профсоюзов и предпринимателями в Сальтшебадене в 1938 г.), поиск компромиссов на основе учета интересов различных сторон, практика социального консенсуса.
Можно отметить и несколько национальных черт характера: рационализм, самодисциплина, тщательное исследование подходов к решению проблем, поиск консенсуса и способность избегать конфликтов.
В послевоенный период развитию Швеции благоприятствовали многочисленные факторы: сохранение своего промышленного потенциала в условиях нейтралитета, устойчивый спрос на экспортную продукцию, квалифицированная рабочая сила, высокоорганизованное и однородное в этническом плане общество и политическая система, где доминировала одна крупная партия, которая проводила прагматическую линию и формировала сильное правительство. При таких благоприятных условиях в период относительно высоких темпов экономического роста (3-5% в год) с конца 40-х до конца 60-х годов происходил рост частного сектора и повышалось благосостояние населения.
В этих условиях росла популярность Швеции, но скорее не самой реальной модели, а ее романтического имиджа, который служил не только потребностям самих создателей модели, но и способствовал интересам шведов и тех, кто восхищался ее успехами за границей. Либералы, социал-демократы и различные реформаторы во многих странах мира указывали на Швецию как пример успеха демократических социальных реформ. Для шведов это была своего рода реклама, позволившая усилить политическое и экономическое влияние страны в мире.
С 50-х годов успешное экономическое развитие ассоциируется со шведской моделью, которая так никогда и не получила точного определения. Эта модель была воспета апологетами государства благосостояния и стала наилучшей альтернативой социализму с его тоталитарными порядками или либерализму с его социальными недостатками. Ее политическая система была основана на широком консенсусе главных политических партий под руководством социал-демократов. Постепенно в Швеции была создана комплексная система, которая покоилась на крупном государственном секторе, высокой степени гражданского доверия, замкнутом круге частных заинтересованных групп, вовлеченных в принятие государственных решений, доверии к социальным реформам, равномерном распределении национального дохода, добровольном мире на рынке труда (так называемый дух Сальтшебадена) и низкой безработице — в дополнение к демократии, процветанию и социальному обеспечению.
Успешное функционирование модели зависело от динамики цен, конкурентоспособности шведской промышленности и экономического роста. Ведь инфляция — угроза как равенству, так и конкурентоспособности шведской экономики. Следовательно, модель должна была использовать такие методы поддержания полной занятости, которые не приводили к инфляции издержек и противоположному воздействию на экономику. Как показала практика, дилемма между безработицей и инфляцией явилась ахиллесовой пятой шведской модели.
Шведская модель предусматривала активную роль государства. Воплощение в жизнь шведской модели было заслугой социал-демократов, делавших ставку на повышение жизненного уровня посредством постепенных реформ в рамках капитализма при прагматическом отношении как к целям, так и к средствам их достижения с учетом практической целесообразности и трезвого учета реальных возможностей.
После того, как в начале 50-х годов основы шведской модели были сформулированы в профсоюзном движении, они затем стали стержнем экономической политики социал-демократов. Главный принцип этой политики гласил: нет причин для социализации средств производства и отказа от выгод эффективной рыночной системы производства ради идеологических постулатов. Прагматичность этой политики заключалась в том, что «незачем резать курицу, несущую золотые яйца».
Шведская модель исходила из положения, что децентрализованная рыночная система производства эффективна, государство не вмешивается в производственную деятельность фирм, а активная политика на рынке труда должна свести к минимуму социальные издержки рыночной экономики. Смысл состоял в максимальном росте производства частного сектора и очень широком перераспределении государством части прибылей через налоговую систему и государственный сектор для повышения уровня жизни народа, но без воздействия на основы производства. При этом упор делался на инфраструктурные элементы и коллективные денежные фонды.
Это привело к очень большой роли государства в Швеции в распределении, потреблении и перераспределении национального дохода через налоги и государственные расходы, достигшие рекордных уровней. В социал-демократической идеологии такая деятельность получила название «функциональный социализм».
Каковы же результаты шведской модели?
Неоспорим был успех Швеции на рынке труда. Швеция сохраняла исключительно низкую безработицу в послевоенный период вплоть до 90-х годов, в том числе и с середины 70-х годов, когда серьезные структурные проблемы привели к массовой безработице в большинстве развитых стран Запада.
Были определенные достижения и в длительной борьбе в области выравнивания. Полная занятость сама по себе важный фактор выравнивания: общество с полной занятостью избегает различий в доходах и жизненном уровне, проистекающих из массовой безработицы, поскольку долгосрочная безработица ведет к потерям в доходах. Доходы и жизненный уровень выравнивались двумя путями в шведском обществе. Во-первых, политика солидарности в области зарплаты была нацелена на достижение равной зарплаты за равный труд. С конца 50-х до начала 90-х годов различия в зарплате между различными группами в ЦОПШ сократились более чем наполовину. Они также сократились между рабочими и служащими. Политика солидарности в области зарплаты имела решающее значение для сокращения различий в зарплате в Швеции. Во-вторых, правительство использовало прогрессивное налогообложение и систему обширных государственных услуг. В результате выравнивание в Швеции достигло одного из самых высоких уровней в мире.
Меньших успехов Швеция добилась в других областях: цены росли быстрее, чем в большинстве развитых стран, ВВП с 70-х годов увеличивался медленнее, чем в ряде стран Западной Европы, производительность труда росла слабо. Таким образом, инфляция и относительно скромный экономический рост являлись определенной ценой, уплаченной за полную занятость и политику равенства.
Нежелание правительства применять рестриктивные налоговые и денежные меры в периоды высокой конъюнктуры стало причиной неудач в поддержании экономической стабильности. Особенно это проявилось с середины 80-х годов, когда социал-демократическое правительство допустило слишком высокие прибыли, превышение роста спроса и инфляционный рост издержек. Призывы к профсоюзам спасать экономику путем ограничения роста зарплаты — это тот самый метод, который в более ранних вариантах шведской модели считался бесполезным. Но были и другие факторы, угрожавшие шведской модели.
Наиболее слабым местом модели оказалась сложность сочетания полной занятости и стабильности цен. До 80-х годов эти трудности не проявлялись в виде серьезной угрозы модели в целом. Но возникли проблемы в сфере политики. Социал-демократы имели правительство, опиравшееся на меньшинство в риксдаге, и позиции партии постепенно ослабевали. Правительство понимало необходимость более сильной налоговой политики, но не находило поддержки этому в риксдаге. Рестриктивная политика обычно непопулярна, а период пребывания правительства у власти до 1994 г. был коротким: общенациональные выборы проходили через три года, и правительству требовались твердость и политическое мужество при сдерживании высокой конъюнктуры.
Неотъемлемую часть шведской модели составляли централизованные переговоры о зарплате между ЦОПШ и САФ. Политика солидарности в области зарплаты была для профсоюзов руководящим принципом, а предприниматели в течение длительного времени не могли противостоять стремлению профсоюзов к выравниванию доходов. За централизованными переговорами следовало заключение коллективных договоров на местном уровне, где выравнивающее воздействие первых несколько смягчалось. Однако конечным результатом этого процесса было сокращение разницы в зарплате.
В середине 80-х годов предприниматели устранились от общенациональных централизованных переговоров и заставили профсоюзы вести переговоры на уровне отраслей. Их целью были децентрализация и индивидуализация процесса формирования зарплаты, что заметно затрудняло профсоюзам проведение политики солидарности в области зарплаты. Уход предпринимателей от централизованных переговоров сопровождался новой стратегией введения для своих занятых систем деления прибылей и предоставления опционов, которые затем могут быть превращены в акции. Высокие прибыли в 80-х годах позволяли это сделать. Принципиальная точка зрения профсоюзов, что подобные мероприятия несовместимы с философией солидарности, тем не менее не препятствовала местным профсоюзам принять эти привилегии. Таким путем позиции профсоюзов ослабли, и политика солидарности в области зарплата была подорвана. Перед профсоюзами встала необходимость выработать новую стратегию, соответствующую новым явлениям в экономике Швеции.
Высокие темпы скольжения зарплаты, системы деления прибылей, опционы и дополнительные льготы и привилегии свидетельствовали о том, что политика солидарности в области зарплаты перестала соответствовать требованиям рынка. В этом было и определенное упущение профсоюзов. Ведь еще в 1951 г., при введении политики солидарности в области зарплаты, было одновременно отмечено, что профсоюзное движение должно найти общепринятые нормы различий в зарплате. Все попытки найти такую систему оценки труда не привели к успеху. Пока это не сделано, предприниматели, используя силы рынка, будут обходить профсоюзы и ослаблять их позиции в процессе формирования зарплаты.
В свое время успешное функционирование шведской модели зависело от ряда внутренних и международных факторов. Главной и наиболее важной предпосылкой были высокие и постоянные темпы экономического роста, которые позволяли расширять личное и государственное потребление. Второй предпосылкой была полная занятость и то обстоятельство, что государство должно было предоставлять социальное обеспечение лишь очень незначительной части граждан. Поэтому система благосостояния могла финансироваться путем налогообложения. Третья предпосылка состояла в том, что на рынке труда люди были заняты на постоянной основе в течение всего рабочего дня. Эти предпосылки сохранялись с середины 50-х годов до середины 70-х годов.
Когда эти факторы стали меняться, то неизбежно модель должна была адаптироваться к новым условиям. С середины 70-х годов в связи с обострением конкурентной борьбы на внешних рынках и глубоким кризисом производства экономическое положение страны заметно осложнилось. При этом некоторые отрасли промышленности, попавшие в глубокий структурный кризис, стали получать государственную помощь, причем в огромном масштабе. В связи с этим некоторые авторы заговорили о крахе шведской модели, кризисе государства благосостояния, чрезмерном уровне личного налогообложения и быстро разрастающемся государственном секторе, вытесняющем частные фирмы. Социал-демократы — ведущий политический фактор шведской модели — оказалась в оппозиции в 1976-1982 гг., когда к власти пришли буржуазные партии. Однако развитие в 80-е годы — а с 1983 г. до конца 80-х годов продолжался экономический подъем — показало, что шведская модель смогла приспособиться к изменившимся условиям и показала свою жизнеспособность.
Во второй раз о кризисе и крахе шведской модели иностранные и местные аналитики заговорили с начала 90-х годов, когда в стране возникли новые острые социальные, экономические и политические проблемы. Государственный сектор, который был эффективным в 50-х и 60-х годах, оказался в состоянии перманентного кризиса. Безработица достигла 13% — исключительно высокого показателя по шведским стандартам. Участились забастовки. Размер национального долга приблизился к объему годового ВВП, а дефицит государственного бюджета достиг 11%. Возникли и сильные противоречия между ранее едиными профсоюзами и социал-демократами. Проблемы государственных финансов и усиление политических разногласий сопровождались ростом этнической напряженности в стране, противоречивым решением вступить в Европейский Союз и постоянными дебатами о значении шведского нейтралитета.
К середине 90-х годов, когда социал-демократы вновь вернулись к власти, изменилось и положение в шведском обществе. В результате значительного снижения удельного веса промышленности в экономике Швеция стала страной преимущественно среднего класса, а социал-демократы — партией скорее «белых воротничков», чем рабочих, что и привело к обострению их ранее тесных отношений с профсоюзами рабочих.
С 70-х годов усилилось недовольство руководителей крупных промышленных компаний своим незначительным участием в принятии государственных решений. Их роль недооценивалась в деле создания национального богатства, перераспределявшегося в государстве благосостояния. К 80-м годам они стали опасаться за самое свое существование: высокий уровень налогообложения, огромный рост государственного сектора и боязнь ползучей национализации, вызванная созданием «фондов трудящихся» и другими предложениями профсоюзов, заставили их предпринять мощное неоконсервативное контрнаступление на фундаментальные основы политики государства.
Шведская модель, по крайней мере в ее идеализированной форме, предполагала существование общества с высокой степенью этнической и религиозной однородности, высокоорганизованной системой во главе с политической и экономической элитой и значительной долей граждан, следующих за этой элитой. В настоящее время население стало намного менее однородным. Значительная послевоенная иммиграция рабочих, прежде всего из европейских стран, за которой последовала весьма крупная иммиграция в поисках политического убежища, в основном из неевропейских стран, привела к появлению проблем ассимиляции и усилила скрытую ксенофобию в шведском обществе.
Очевидно, что сохранять контроль за развитием событий легче при ограниченном числе лиц, осуществляющих такой контроль. Уже в конце 60-х годов появились первые поползновения на эту власть в виде требования новых левых усилить борьбу с бюрократизацией общества и усилить основы демократии. Возникли и первые социальные конфликты, самым значительным проявлением которых стала забастовка на горных разработках «ЛКАБ» в Кируне. Затем появились и другие знаки ослабления консенсуса, например, расхождения по вопросам использования ядерной энергии, а затем членства в ЕС, для чего использовались редко проводимые референдумы. Дальнейшим знаком перемен в настроениях электората стало появление в риксдаге представителей от партии зеленых в 1988 г. (впервые за 70 лет появилась новая шестая партия в парламенте) и откровенно популистской партии «Новая демократия» в 1991 г.
Наконец — и это было вероятно наиболее существенным моментом — шведская модель предполагала существование внутренней «арены», которая была бы в значительной степени ограждена от внешних воздействий и тенденций, что позволяло бы шведской элите осуществлять контроль за основными направлениями внутренней экономической политики. За последние два десятилетия ситуация коренным образом изменилась. Интернационализация хозяйственной жизни, появление крупных европейских группировок типа ЕС и революционные перемены в глобальных средствах связи навсегда похоронили иллюзию о том, что так называемое суверенное государство может в настоящее время осуществлять полный контроль за выполнением своих политических решений. Жестокая реальность состоит в том, что резко сократилось пространство для политических и экономических маневров внутри страны в результате воздействия извне в виде колебаний валютных курсов, изменений в мировой экономической конъюнктуре, потоков капиталов, передачи информации по факсу или интернету или решений брюссельской евробюрократии.
Как только шведская модель в ее классическом варианте стала давать сбои, правительство стало предпринимать различные меры по «ремонту» модели. Большинство этих мер были временными импровизациями. Однако девальвации кроны, рост занятости в государственном секторе и пакеты антикризисных мер не могли реально сократить дефицит государственного бюджета, рост государственного долга и увеличивавшуюся безработицу. Сила шведской модели позволила продержаться так долго до тех пор, пока не стало очевидно, что проблемы были глубинными и структурными и в определенной степени общими для большинства стран Европы. В этих условиях очень трудно было бы найти точные решения.
Многие из недостатков, которые обозреватели стали отмечать в 80-х и 90-х годах, были ничем иным, как итогом преувеличенных ожиданий, окружавших в течение длительного времени шведскую модель: как правило, чем больше ожидания, тем глубже разочарования.
Что же можно взять из опыта шведской модели? Некоторые аналитики считают, что шведский опыт и методы можно легко экспортировать и использовать в других странах. Однако механически перенести на чужую почву даже самый прогрессивный опыт очень трудно. Каждая страна имеет свои собственные традиции, историю и институциональные структуры, и многое из того, что привлекает внимание в шведском обществе, основано на специфических традициях и институтах, появившихся очень давно.
И все же некоторую пользу на примере шведской модели можно извлечь и для других стран. Во-первых, учеба на чужих ошибках. Так, шведское правительство несколько раз повторяло ошибку, стремясь переложить ответственность за стабильность цен на профсоюзы, хотя совершенно ясно, что ответственность за стабилизацию экономики лежит на правительстве. Профсоюзы организованы для защиты интересов своих членов, а не являются инструментом государственной политики. При росте спроса на рабочую силу в рыночном хозяйстве заработная плата возрастет независимо от того, что профсоюзные лидеры пообещают правительству. Политика доходов бесполезна, во всяком случае в долгосрочном плане — в этом состоит шведский урок.
Во-вторых, опыт активной политики на рынке труда — важнейшей части шведской модели — может использоваться другими странами, а именно: лучше проводить переподготовку безработных и возвращать их к труду, в частности путем предоставления субсидий для переезда к вакантному рабочему месту, чем тратить огромные суммы на пособия безработным в качестве компенсации за потерянные доходы. Кроме неблагоприятных последствий для человека, безработица — весьма дорогостоящий метод борьбы с инфляцией и решения структурных проблем. Значительная часть издержек на политику на рынке труда в Швеции возвращается государству в виде налогов и взносов на социальное страхование. Чистые расходы на нее заметно меньше значащихся в бюджете цифр. Шведский опыт состоит в том, что мощная и хорошо организованная политика на рынке труда высокопродуктивна и является на деле эффективным путем использования денег налогоплательщиков. Социальная политика и регулирование рынка труда и привлекают прежде всего внимание в шведской модели.
Вообще же оценка шведской модели в существенной степени зависит от того, какой смысл вкладывается в этот термин. Те, кто выделяет только отдельные черты шведской действительности, которые соответствовали лишь особым условиям послевоенного периода, при наступлении кризисных явлений в этой области начинают говорить о кризисе или крахе шведской модели. Но если рассматривать шведскую модель как весь комплекс социально-экономических и политических реалий в стране в их постоянном развитии, то в этом случае необходимо сделать следующий вывод: шведская модель не является чем-то неизменным и окончательным и с течением времени постоянно подвергалась изменениям. В этом и состоит процесс эволюции шведской модели и возможность ее приспособления к постоянно изменяющимся условиям, в том числе и в ходе нивелировки национальных особенностей социально-экономического развития в рамках европейской интеграции.
Источник
