Б) Модель «догоняющего» развития
Модель «догоняющего» развития уходит корнями в межвоенный период, хотя можно говорить о более ранних примерах ускорен- ной промышленной модернизации хозяйства: Германии после объединения 1871 г. и Японии периода преобразований Мейдзи. Хозяйственная история первой половины XX в. отмечена по крайней мере двумя масштабными экспериментами «догоняющего» индустриального развития на основе мобилизационного метода: ускоренная индустриализация СССР (1920—1930-х) и ус коренная милитаризация Германии (1930-е). В послевоенный период в СССР, государствах мировой системы социализма и ориентировавшихся на них освободившихся странах происходил процесс ускоренного индустриального развития в условиях отсутствия рыночных отношений.
В ряде капиталистических стран со средним развитием стала осуществляться политика ускоренной индустриализации, которая имела общие черты, несмотря на отдельные региональные различия. На протяжении 1950—1960 гг. страны с «догоняющей» моделью показали невиданные образцы роста (Япония, ряд стран Латинской Америки).
Наиболее успешным примером стратегии «догоняющего» развития может служить Япония, тогда как большинство стран, выбравших эту модель, столкнулись в последние 20 лет с серьезными проблемами. Среди них ряд стран Латинской Америки так называемой «большой тройки» — Аргентина, Бразилия и Мексика, а также их соседи по континенту — Боливия, Венесуэла, Перу, Чили и др., где под влиянием мирового кризиса 1920—1930-х гг. приобрела популярность концепция импортозамещающего хозяйства.
Пришедшие в этот период к власти представители популистских партий выдвинули стратегию опоры на собственные силы, направленную на создание развитой национальной индустрии. В условиях слабости национального капитала данную задачу призвано было решать государство. Популярность выбранной стратегии подкреплялась успехами предвоенного развития ряда стран Латинской Америки, где темпы роста в конце 1930-х гг. были выше, чем в большинстве развитых стран. Например, в Чили среднегодовой рост в 1931-1940 гг. составил 4,8%. В годы войны происходило дальнейшее укрепление индустриального сектора экономики. В первые послевоенные десятилетия практически повсеместно прокатилась волна национализации ведущих отраслей.
Успехи в развитии ряда импортозамещающих экономик наиболее ярко проявились в изменении структуры хозяйства некогда отсталых стран. Из преимущественно аграрных и торгово-посреднических они превращались в индустриальные. Бразилия, Аргентина, Мексика, Чили достигли во второй половине XX в. среднего уровня развития. Но уже в 1970-е гг. в «новых индустриальных» странах Латинской Америки стали нарастать кризисные явления как результат общемирового системного кризиса индустриального общества. При этом кризис здесь носил более глубокий характер. Его главной причиной явилось отсутствие необходимых для преодоления элементов новой постиндустриальной экономики в виде собственной фундаментальной науки, развитой системы образования и др. Кризис поддерживала предельно развившаяся система государственного вмешательства, государственного предпринимательства. Все это серьезно препятствовало началу реформ. Очевидно, что в кризисных условиях сравнительно низкоэффективная экономика южно-американских стран сдавала позиции и на внешних рынках. Они сталкивались с проблемами быстрого демографического роста при сравнительно низком уровне жизни и бедности широких слоев населения. К тому же общество психологически не было готово к радикальной либерализации. Об этом свидетельствовали первые по времени в Латинской Америке реформы в Чили, которые проводились в условиях установившейся военной диктатуры генерала А. Пиночета. В 1980-е гг. стали переходить к новой модели остальные страны региона. Этот переход носил болезненный и непоследовательный характер. Несмотря на длительный период реформирования, он не привел к однозначно-позитивным результатам, что выражалось в периодических глубоких финансово-экономических кризисах, и по сей день сотрясающих экономики ведущих латиноамериканских стран.
Второй распространенный вариант модели «догоняющего» развития представлен странами Юго-Восточной Азии. Каждая из них в различный период приступала к индустриализации хозяйства. В Малайзии, Сингапуре и на Тайване она началась сразу после Второй мировой войны, в Индонезии и Южной Корее — в начале 1960-х гг., в Таиланде — в конце 1960-х гг. Этот список можно продолжать за счет Китая, активно внедрявшего индустриальную модель с 1970-х гг., а также двух стран бывшей мировой системы социализма (Вьетнама и Лаоса), которые стали применять стратегию индустриальной доминанты развития в середине 1990-х гг. Индустриальное развитие азиатских стран состоит из двух этапов. На первом, как правило, принималась известная латиноамериканская модель импортозамещающего хозяйства с целью удовлетворения потребностей внутреннего рынка, а вслед за этим происходила переориентация индустрии на внешний рынок. По подобной схеме развивалась, например, Южная Корея. Модель азиатских индустриальных стран во многом напоминает черты японской модели. Некоторые различия можно увидеть в степени монополизации хозяйства, уровне развитости системы государственного патронажа, роли иностранного капитала, особенностях отраслевой структуры и т.д.
В условиях начавшегося перехода к постиндустриальному обществу азиатская модель индустриального развития, так же как и латиноамериканская, оказалась в глубоком кризисном положении. Повсеместно в названных странах с некоторым опозданием — со второй половины 1980-х гг. стала демонтироваться прежняя система государственного регулирования, проводиться последовательная либерализация режима, в том числе и его демонополизация, что делает экономики «азиатских драконов» более открытыми. Данный процесс сопровождается глубокими финансово-экономическими кризисами, характерными для всех стран, выбравших модель «догоняющего» развития.
Источник
Модели догоняющего развития
Экономическая стратегии, преследующая цель преодолеть отставание страны по уровню развития, называется догоняющим развитием. Широко известны две модели догоняющего развития: импортозамещающая и экспортоориентированная.
Базирующаяся фактически на меркантилистской теории, импортозамещающая модель в полном объеме сложилась вначале к послереволюционной России, затем в других социалистических государствах, а также в крупных странах Латинской Америки и Азии (Аргентине, Бразилии, Мексике, Индии, Пакистане). Частично этой модели придерживались в 30—40-е гг. и многие развитые страны.
Суть данной модели заключается в протекционизме по отношению к большинству отраслей национальной экономики, часто подкрепленном государственной монополией внешней торговли и неконвертируемостью национальной валюты. Протекционизм благоприятствует развитию импортозамещающих отраслей, монополия (полная или частичная) внешней торговли также ослабляет конкуренцию отечественным товарам со стороны иностранных, а неконвертируемость национальной валюты препятствует вывозу национального капитала, концентрируя его во внутренних капиталовложениях.
Данная модель способствует созданию многоотраслевой экономики, включая самые современные производства. Однако на практике сокращается лишь импорт потребительских товаров, а импорт инвестиционных товаров растет, увеличивается дефицит конвертируемой валюты и, главное, многие новые (и даже старые) отрасли национальной экономики оказываются некойкуренто-
способными на мировом рынке, так как создавались или привыкли к «тепличным» условиям протекционизма.
Экспортоориентированная модель сложилась еще в прошлом веке в наиболее развитых странах (примером может быть пионер индустриализации и свободы внешней торговли — Великобритания)* Апеллируя к Смиту и Рикардо, сторонники этой модели смогли ее реализовать и в других, в том числе отстающих, странах* Ориентация создаваемых отраслей преимущественно на внешний рынок с самого начала заставляла их поддерживать высокую конкурентоспособность, которая еще больше усиливалась, если страна имела небольшие (или нулевые) ввозные пошлины* Подобная экспортная ориентация могла сочетаться с активным привлечением к экспортному производству иностранного капитала, особенно если в стране были невысокие налоги, политическая и социальная стабильность и иностранному капиталу предоставлялись льготы. Однако во многих странах модель экспортоориента- ции включала и элементы импортозамещения, так как в ряде экспортоориентированных отраслей сохранялись высокие ввозные пошлины*
Успешное использование эксиортоориентированной модели, точнее, одной ив ее модификаций (ориентация на экспорт, но без свободы доступа конкурирующих товаров и капиталов на внутренний рынок) Японией, а затем Южной Кореей подтолкнуло Китай и другие крупные страны Азии и Латинской Америки применить эту модель у себя.
Источник
Догнать и перегнать: почему развивающиеся страны перестали расти
«Сделано рядом»
За прошедшие 15 лет XXI века развивающиеся страны активно сокращали свое экономическое отставание от развитых стран: экономика России за этот период росла в среднем на 5% в год, экономика Китая — на 10% в год, в то время как мировая экономика демонстрировала рост около 2%. Но сейчас этот процесс остановился.
Век глобализации не имеет определенной точки начала, но свою роль в распространении принципов глобализации точно сыграл распад Советского Союза. Крах СССР продемонстрировал несостоятельность социалистической модели экономики, и страны с нерыночными принципами развития изменили курс — так на руинах социализма появился глобальный капитализм.
Встав на путь догоняющего развития, страны с нарождающейся рыночной экономикой (особенно Азиатского региона) стали эксплуатировать свое естественное конкурентное преимущество — дешевую рабочую силу. Неудивительно, что за последние несколько десятилетий развивающиеся экономики оказались в лидерах экономического роста. Догонять легче, чем прокладывать дорогу.
За исключением нескольких примеров, в первую очередь «азиатских тигров», которые уже прошли весь путь «из третьего мира в первый», большинство развивающихся стран все еще находятся в начале пути, однако существующая модель роста постепенно перестает работать. На очередном витке технологической революции относительно низкая себестоимость труда, определяющая роль этих стран в глобальной экономике, перестает быть конкурентным преимуществом.
Если ранее большинство производств переместилось в страны с дешевой рабочей силой, так как дополнительная стоимость транспортировки готовой продукции оправдывалась экономией на трудозатратах, то в последнее время ситуация стала меняться.
В течение предыдущих 200 лет станок, за которым стоял человек, становился все более сложным. За современным станком человек зачастую вовсе не нужен. Промышленные роботы становятся все более сложными, а их стоимость постоянно снижается. На смену людям, делающим машины, приходят машины, делающие машины.
Автоматизация производства, как в формате роботизированных промышленных конвейерных лент, так и в виде локальных производственных точек, основанных на технологии 3D-печати, начинает затрагивать большинство индустрий — от производства автомобилей и электроники до производства одежды и музыкальных инструментов.
Важность труда как определяющего фактора производства, как и во времена индустриальной революции, снова отходит на второй план. Размещать новые производства и даже переносить существующие становится экономически выгоднее рядом с рынками потребления (Америка, Европа), а не в места сосредоточения дешевой рабочей силы (Азия). Знаменитое Made in China вследствие конкуренции между развивающимися рынками уже постепенно уступает место Made in Vietnam, а в будущем скорее всего все больше будет встречаться «Сделано в (стране потребления)».
Экономика знаний
Технологический прогресс уже не в первый раз в истории выводит важность знаний как фактора производства на первый план. Производство знаний становится источником роста. Современной экономике нужно все меньше людей, которые бы стояли у станка, и все больше людей, которые бы эти станки создавали. XXI век предъявляет запрос на инженеров, дизайнеров и программистов, в то же время существенно повышая требования к компетенциям «синих воротничков».
Все это означает, что догоняющим странам необходимо менять модель развития. В то время как лидерство развитых стран, активно включенных в производство знаний, будет только усиливаться. Разница в уровне экономического развития между развитыми и развивающимися странами в течение последних десятилетий сокращалась, но это не означает, что эта разница может двигаться только в одном направлении. Со сменой приоритетов в средствах развития (от труда к знаниям) «развивающимся рынком» XXI века может оказаться не Китай, а США.
История показывает, что переходы от одной модели экономического развития к другой не всегда проходят гладко. Лакмусовой бумажкой становится фондовый рынок.
Конечной точкой японского экономического чуда, обусловленного проникновением в страну новых технологий, информация о которых до Второй мировой войны в Японию практически не поступала, — стал пузырь на японских финансовых рынках, лопнувший в 1991 году. Японию ждало «потерянное десятилетие» — период застоя в экономике, продолжавшийся все 1990-е и 2000-е годы.
Однако после лопнувших пузырей совсем не обязательно должна следовать экономическая стагнация. Правильно функционирующие экономики характеризуются не умением не попадать в кризисные ситуации, а умением из них выбираться, иначе говоря — своей адаптивностью. Например, американский фондовый индекс S&P 500 сегодня находится на уровнях порядка 30% выше, чем на пике перед кризисом 2008 года (который, соответственно, был выше, чем пик перед кризисом доткомов, и т.д.). США — отличный пример адаптивной экономики.
Индекс Шанхайской фондовой биржи (SSE Composite) с июня текущего года упал более чем на треть, вернувшись к уровням начала 2015 года. Такое поведение рынка, возможно, является индикатором проблем, связанных с существующей моделью роста китайской и других развивающихся экономик. Окажется ли китайский рыночный пузырь лета-2015 предвестником долгого периода адаптации (японский сценарий) или локальным пиком на долгосрочной траектории роста (американский сценарий), покажет время. Пока сигналы неутешительные. Китайский вариант охоты на ведьм — арест около 200 человек, обвиняемых в причастности к недавнему обвалу рынка, — вряд ли является примером правильного адаптивного поведения.
Что дальше?
Первые несколько десятилетий глобального капитализма оказались очень успешными для новых капиталистических стран. И в первую очередь для стран, обладающих дешевыми трудовыми и энергетическими ресурсами. Встраиваясь в систему международных экономических отношений, Китай и другие страны с дешевыми трудовыми ресурсами росли быстрее, чем мировая экономика в целом. А так как узким местом роста оказался доступ к энергетическим ресурсам, еще одними бенефициарами глобализации оказались страны — экспортеры энергоресурсов (Россия, ОПЕК и другие).
Теперь в энергетическом секторе значимость традиционного ископаемого топлива будет постепенно уменьшаться из-за конкуренции со стороны возобновляемых источников энергии. В промышленности судьба традиционных трудоемких производств, по всей видимости, будет аналогична судьбе ископаемого топлива. Для экономик стран, основанных на доступе к дешевому труду и энергии, ветер в спину меняется на встречный.
Догоняющее развитие в XXI веке — это копирование лучших образцов институциональных и образовательных систем — необходимых элементов экономики знаний; перенесение на свою почву Кремниевой долины, Гарварда и работающей правовой системы, а не эксплуатирование трудовых ресурсов или природной ренты.
Источник