Страны одного символов нации

Символы стран мира: описание

Что такое символ? В переводе с греческого языка это слово означает знак, примету, присущую чему-то определенному. Но далеко не все, что окружает человека, имеет символическое значение. Падающий снег является признаком зимы, а капель с крыш означает приближение весны. Но эти явления не являются символами. Последние несут в себе более глубокий, философский смысл.

Все мы прекрасно знаем о том, что голубь является символом мира, а пара белых лебедей символизирует любовь и верность. Различные страны тоже имеют свои знаки и приметы. Они бывают официальными и неофициальными. К официальным относится государственная символика: герб, флаг и гимн. Когда они впервые появились? Что они обозначают?

Какие растения-символы стран мира бывают? Из чего делали первые флаги и что было изображено на первом российском гербе? Далее рассмотрим самые интересные и необычные символы стран и городов мира. Но сначала — небольшой экскурс в историю.

Далекое прошлое

Одним из важных символов, подчеркивающих уникальность страны, считается герб. Он появился самым первым из других официальных знаков. Славяне, жившие в VI-VIII вв. нашей эры, с помощью различных орнаментов выделяли отдельные территории. Прообразом древнейшего герба можно считать печать с изображением сокола. Такие принадлежали великим русским князьям. Печатью заверялись любые документы, чтобы любой человек, даже необразованный, мог оценить важность такой бумаги.

Первым русским гербом стала монета с изображением Георгия Победоносца. В середине XV века появился двуглавый орел. Его изображение присутствовало на царской печати и на монете.

Шест, стяги, знамена, флаги

Во все времена люди с помощью символов общались, благодаря им указывалась принадлежность к определенному роду-племени. Римские легионеры, выступая в походы, несли с собой шест с вымпелом. На них могли наносить изображения богов, различные символы. С их помощью воины во время боя могли определить, где находится войско противника.

Первые флаги появились в Китае и Египте, их история, таким образом, насчитывает около 3000 лет. Они становились опознавательными знаками войск, территорий, а затем и государств. Назывались они по-разному: штандарт, стяг, манипулус, знамя. Выступление войск, боевые сражения, военный парад, присяга — все эти события невозможно представить без использования таких символов. Знамена могли быть украшены бахромой, лентами, кистями. На них могли присутствовать различные надписи, девизы. Нести знамя в бою считалось очень почетным, а потерять его значило распрощаться с честью и со своей жизнью.

Виды флагов России

На Руси первые знамена появились в X веке. На полотнище чаще всего изображался Нерукотворный Спас.

Государственный флаг появился в конце XVII века, во времена правления царя Алексея Михайловича. На огромном полотнище ткани располагались три полоски белого, красного и синего цвета, а посередине — изображение двуглавого орла. Впоследствии под этим флагом начинают ходить коммерческие суда, ведется торговля с зарубежными странами.

Андреевский флаг. На белом полотне ткани изображен голубой крест. Под этим знаменем ходили корабли. Появился он в конце 17 века и стал считаться флагом русского флота. Позднее появились полотнища трех цветов. Белый — принадлежал кораблям адмирала, синий — вице-адмирала, а красный — контр-адмирала. В 1992 году Андреевскому флагу вернули его статус, и сейчас полотнище белого цвета с синим крестом олицетворяет силу и мощь российского флота.

В 1858 году появился царский штандарт. На желтом фоне изображался черный орел. Его поднимали в местах нахождения царя.

После Октябрьской революции появилось Красное знамя РСФСР. На нем были изображены серп, молот, красная звезда.

С 1993 года флаг России стал таким, каким мы все его знаем. Три одинаковые полосы разных цветов: белого, синего, красного.

Флаги стран мира

Всего их насчитывается около 250. Каждый из них уникален. Владея информацией о цветовой символике флага, можно очень многое рассказать о стране. В древние времена самыми популярными цветами считались белый, черный и красный. О чем же говорят некоторые цвета флагов?

• Белый — чистота помыслов, невинность, правдивость.
• Черный — печаль, мудрость, скромность.
• Красный — мужество, сила, революционность.
• Синий — море, спокойствие, величие.
• Зеленый — в мусульманских странах считается цветом ислама.

Символы разных стран мира могут иметь неодинаковое значение.

Самые интересные флаги

Национальные символы стран мира иногда бывают очень необычными. Возьмем, к примеру, флаги. Все они имеют вид прямоугольника, на котором изображены символы разных стран мира. Но есть исключения. Предлагаем вашему вниманию самые интересные из них по форме и содержанию.

• Форма флага государства Непал пятиугольная. Но многие называют её «полуёлкой». В верхней части флага — рисунок солнца, а в нижней — луны. Сочетание этих символов говорит о том, что страна будет вечно жить и процветать, как вечны эти небесные светила.
• Флаг Швейцарии имеет форму квадрата. На красной ткани нарисован большой белый крест. Флаг Международного комитета Красного Креста является его потомком, только в этом случае крест красного цвета, а ткань белая.
• Флаг Ватикана тоже квадратный. Основа — две одинаковые полосы желтого и белого цвета, на последней изображен герб страны — два ключа от Рая и Рима, а над ними — папская тиара.
• На флаге Португалии изображен астрономический прибор. Он является символом географических открытий страны.
• Храм Ангкор Ват изображен на флаге Камбоджи. Это тоже своего рода признак уникальности, ведь обычно символы стран мира не содержат в себе изображений религиозных сооружений.
• Современное оружие России — автомат Калашникова — украшает флаг Мозамбика. таких полотен нет больше нигде.
• Герб с изображением шахматной доски отличает Хорватию. На красной, белой и синей полосах флага мы можем увидеть любимый символ шахматистов всех стран мира.
• Очертания Кипра можно увидеть не только на географических картах, но и на белом полотнище одноименного государства.
• Прекрасное зрелище звездного неба предстает перед нашими глазами на флаге Бразилии. Всё оно, конечно, не поместилось, лишь часть: 27 звезд, по числу штатов страны.
• В Норвежском флаге ничего необычного, на первый взгляд, нет. Но это обманчивое впечатление. Часть этого флага раскрасил. ребенок.
• Государство Ливии не использует на своем полотнище никаких знаков. Флаг зеленого цвета олицетворяет государственную религию страны — ислам.

История создания герба

Символы стран мира имеют богатую историю, уходящую корнями в глубокую древность. Традиция создания герба начинается с тотемов. Это слово означает «род». Первыми тотемы стали использовать индейцы. Каждое племя выбирало себе животное или растение, изображение которого наносилось на ткань, личные предметы, иногда даже на тело человека. По этим знакам можно было определить принадлежность к тому или иному племени.

Крестовые походы и рыцарские поединки в Западной Европе способствовали широкому распространению гербов. Они действовали в первую очередь как опознавательные знаки. В одном из стихотворений Самуила Яковлевича Маршака есть такие строчки:

Таков обычай был старинный, —
Чтоб с государственных гербов
Грозил соседям лик звериный
Оскалом всех своих зубов.

На первом гербе России тоже была изображена хищная птица — двуглавый орел. Это изображение и сейчас на нем присутствует.

Животные на гербах мира

С древнейших времен люди с большим почтением относились к ним. Животных боготворили, им поклонялись. Изображения присутствовали на посуде, одежде, оружии. Считалось, что они приносят удачу, благополучие.

Животные-символы стран мира достаточно разнообразны:

• Лев — это изображение одно из старейших и популярных. Олицетворяет силу, бесстрашие, ловкость. Символ можно встретить на гербах Бельгии, Норвегии, Швеции, Финляндии, Испании, Болгарии, Индии и других.
• Кенгуру — обитает в Австралии, поэтому занимает почетное место на гербе этой страны. Символизирует движение вперед, так как эти животные назад не прыгают.
• Изображение коровы — находится на гербе Андорры.
• Леопард символизирует стойкость, смелость, отвагу. Можно увидеть на гербе страны Бенин. Здесь же можно прочитать девиз этой страны: «Братство. Правосудие. Труд».
• Антилопа присутствует на гербе государства Зимбабве.

Символы стран мира могут быть выражены не только с помощью животных. На некоторых гербах находятся изображения растений, предметов, явлений природы, фруктов.

Цветы-символы стран мира

Мир растений удивителен и чудесен. Каждая страна, как правило, имеет свой цветок. Его изображение присутствует даже на некоторых гербах:

• Великобритания — роза, клевер и чертополох.
• Мексика, Мальта — кактус.
• Гайана — кувшинка.
• Антигуа и Барбуда — красный гибискус.

Подобные символы стран мира (растения и деревья) можно найти и на гербах.

• Перу — лавровая ветвь.
• Багамские острова, Гаити, Куба, Доминикана и многие другие страны — пальма.
• Австралия — эвкалипт.
• Ямайка, Антигуа, Барбуда — ананас.
• Армения, Грузия, Молдова, Туркмения — виноград.

Самый экзотический герб мира

Государство Доминика находится на острове в Карибском море. Герб этой страны называют самым экзотическим. Судите сами. Сине-желтый щит держат два попугая сиссеру. Над ними находится изображение рычащего льва. Щит делится на четыре части.

В каждой из них расположен определенный символ.

• Лодка с парусом — указывает на положение в Карибском море.
• Банан — одна из главных сельскохозяйственных культур страны.
• Кокосовая пальма на островке — символизирует собой высшую точку — потухший вулкан Дьяблотен, 1447 м).
• Доминиканская горная лягушка — животное-эндемик, которое встречается только на островах Доминика и Монтсеррат.

Внизу герба располагается лента с девизом страны: «После Бога (главное) — земля».

Интересные факты о гимнах

1. Главная торжественная песнь Российской империи «Боже, Царя храни!» и «Боже, храни Королеву!» Великобритании были очень похожи. Дело в том, что слова русского гимна были положены на музыку британского. Только через десять с лишним лет был написан другой вариант. На этот раз музыка была русского композитора.
2. Самый длинный в мире гимн — греческий. Официально он состоит всего из двух куплетов, но когда он был написан, куплетов было больше ста. Короткая версия звучит на открытии и закрытии Олимпийских игр.
3. Гимн Армении написан на основе стихотворения «Песня итальянской девушки».
4. На одном из международных турниров первое место заняла спортсменка из Казахстана. При награждении вместо гимна прозвучала песня из фильма, так как именно она выходила в поисковике рядом с настоящим гимном Казахстана.
5. Во время Великой Отечественной войны в Норвегии в зал филармонии ворвались нацисты. Они собирались схватить одного из скрипачей, который был еврейской национальности. Музыканты стали исполнять гимн Норвегии, и это дало ему возможность скрыться.

Неофициальные символы, олицетворяющие разные страны

Помимо официальной символики у каждого государства есть свои отличительные знаки и приметы. Среди них художественные символы стран мира. Вспомним самые известные:

• В Россия — самовар, берёза, Красная площадь, Кремль.
• В Соединенных Штатах Америки — статуя Свободы.
• В Великобритании — Биг Бен.
• Во Франции — Эйфелева башня.
• В Японии — сакура.
• В Египте — пирамиды.

Кроме этого, существуют животные-символы стран мира. Некоторые из них:

• Австралия — кенгуру.
• Великобритания — лев.
• Россия — бурый медведь.
• Голландия — корова.
• Индия — тигр.
• Китай — панда.
• Канада — бобр.
• Монголия — конь.
• Таиланд — слон.
• Новая Зеландия — птица киви.
• Германия — орел.

Государственные символы стран мира и другие знаки подчеркивают уникальность каждого государства. Уважая традиции и обычаи других народов, необходимо знать и их символику.

Источник

Массовые символы наций

Массовые символы наций

Большинство попыток прояснить основания наций страдает одним существенным недостатком. Стараются найти определение национального как такового: нация, говорят, это то-то и то-то. Верят, будто бы дело в том, чтобы найти правильное определение. Стоит его найти, и можно будет применить его сразу ко всем нациям. Берут в качестве основы язык, или территорию, или литературу, или историю, или способ правления, или так называемое национальное чувство, — и в любом случае исключения оказываются важнее, чем правило. Кажется, ухватил что-то живое за свободный кончик случайного одеяния, но оно легко сдергивается, и ты опять остаешься с пустыми руками.

Наряду с этим по видимости объективным методом имеет хождение и другой, наивный, которому интересна только одна нация — собственная, а до всех прочих нет дела. Он состоит в непоколебимой убежденности в собственном превосходстве, в профетических видениях собственного величия, в своеобразной смеси претензий морального и биологического характера. Но не следует полагать, что эти национальные идеологии фактически одинаковы. Их равняют друг с другом лишь чрезвычайный аппетит и высота притязаний. Они, может быть, хотят одного и того же, но они сами — не одно и то же. Они хотят величия и обосновывают его своим множеством. Может показаться, что каждой из них завещан весь мир, и весь мир, естественно, будет ей принадлежать. Другие нации, до которых эти претензии долетают, ощущают в них угрозу и со страху ничего, кроме угрозы, не видят. Поэтому остается незамеченным, что конкретные содержания, действительные идеологии, обосновывающие эти национальные претензии, очень сильно отличаются друг от друга. Надо попытаться отбросить общую им похоть и определить, в чем состоит своеобразие каждой нации. При этом надо как бы стоять возле, не принадлежа ни к одной из них, но глубоко и искренне каждой из них интересуясь. Надо духовно впустить в себя каждую из них, как будто бы тебе суждено принадлежать к ней добрую часть жизни. Но при этом не принадлежать так, чтобы она захватила тебя целиком, отняв у всех остальных.

Ибо тщетно пытаться говорить о нациях, не определив их различий. Нации ведут долгие войны друг с другом. Значительная часть представителей каждой нации принимает в них участие. Достаточно ясно говорится о том, за что они сражаются. Но как они сражаются, никому не известно. Хотя для этого есть соответствующие названия, и сами они говорят: как французы, как немцы, как англичане, как японцы. Но что обозначает этим словом человек, применяя его по отношению к самому себе? Чем, как он верит, он отличается от других, когда идет на войну как француз, как немец, как англичанин, как японец? Нас интересует здесь не то, чем он отличается в действительности. Можно основательно изучить его нравы и обычаи, способ правления, литературу, но все равно упустить то специфически национальное, что всегда сопровождает его на войне как вера.

Следовательно, нации надо рассмотреть так, как если бы они были религиями. У них, действительно, есть тенденция впадать время от времени в такое состояние. Предпосылки для этого имеются всегда, а для времени войн характерно оживление и обострение национальных религий.

С самого начала можно предположить, что представитель нации чувствует себя не одиноким. Как только его внесут в списки, в его представления входит нечто масштабное, некое единство, с которым он чувствует себя связанным. Род этого единства не безразличен, так же как и характер связи с ним. Это не просто географическое целое страны, как она изображается на картах; нормальному человеку оно безразлично. Определенные эмоции в нем могут пробудить границы, но не все пространство страны как таковое. Он думает также не о своем языке, как бы ясно и определенно он не противопоставлялся языкам других. Разумеется, слова, которые ему знакомы, именно в период возбуждения оказывают на него большое воздействие. Однако не словарь стоит за ним, и не за словарь он идет сражаться Еще меньше значит для нормального человека история его нации. Он не знает, ни как она в действительности протекала, ни насколько преемственны ее эпохи, ему не знакома жизнь, какой она была раньше, и он знает очень мало имен тех, кто жил прежде. Фигуры и мгновения, которые запечатлены в его сознании, находятся по ту сторону всего что нормальный историк понимает под историей. Единство, с которым он действительно чувствует себя связанным, — это всегда масса или массовый символ. Оно всегда несет в себе черты, характерные для масс или их символов: плотность, потенциал, рост, открытость в бесконечное, неожиданность или крайняя стремительность образования, своеобразный ритм, внезапность разрядки. Многие из этих символов уже обсуждались. Речь шла о море, о лесе, о зерне. Было бы глупо снова говорить здесь о свойствах и функциях этих вещей, предопределивших их судьбу как массовых символов. Их можно будет отыскать в представлениях и чувствах, которые переживают и испытывают нации по отношению к самим себе. Но эти символы никогда не выступают голыми, никогда сами по себе: представитель нации всегда видит самого себя на свой лад одетым, в прочной связи с массовым символом, который у его нации считается важнейшим. В его регулярном возвращении, в его появлении согласно требованиям момента заключается преемственность национального чувства. С ним и только с ним изменяется самосознание нации. Он гораздо изменчивее, чем обычно полагают, и из этого можно черпать надежду на дальнейшее существование человечества.

Ниже будет сделана попытка рассмотреть некоторые нации под углом зрения свойственных им символов. Чтобы избежать предвзятости, надо перенестись мысленно лет на двадцать назад. Здесь, конечно, налицо — я не устану это повторять — редукция к очень простым и всеобщим характеристикам; о конкретном индивидуальном человеке отсюда вряд ли можно что узнать.

Разумно будет начать с нации, которая мало говорит о себе громких слов, но, без сомнения, все еще демонстрирует самое устойчивое национальное чувство из всех ныне известных, то есть с Англии. Каждый знает, что означает для англичанина море. Но слишком мало известно, насколько точно совпадают отношение англичанина к морю и прославленный британский индивидуализм. Англичанин видит себя капитаном на корабле, окруженным маленькой группой людей, а вокруг него и под ним — море. Фактически он один: капитан изолирован от команды.

Море ему подвластно — и это самое главное. Корабли одиноки на его необозримой поверхности как отделенные друг от друга индивидуумы, воплощением которых служит капитан. Абсолютное полновластие капитана не подлежит сомнению. Курс, который он прокладывает, — это приказ, который он отдает морю, и лишь промежуточное восприятие его командой мешает увидеть тот факт, что именно морю надлежит подчиниться. Капитан определяет цель, а море на свой живой манер доставляет его туда, хотя не без штормов и других проявлений характера. При величине океана очень важно, кого он слушается чаще всех. Добиться его послушания еще легче, если целью является английская колония: тогда море — как лошадь, которая хорошо знает дорогу. Корабли других наций больше напоминают случайных наездников, которым лошадь доверили лишь на время; все равно потом в руках господина она поскачет гораздо лучше. Море столь велико, что важно и количество судов, которые его бороздят.

Что касается характера моря, то вспомним, сколь многим и бурным изменениям оно подвержено. В своих превращениях оно еще более разнообразно, чем все массы животных, с которыми вообще приходится иметь дело человеку, и насколько безопаснее и надежнее кажутся по сравнению с морем леса охотника и поля крестьянина. В катастрофы свои англичанин попадает на море. Мертвых своих ему часто приходится воображать на морском дне. Так море преподносит ему превращения и опасность.

В домашней жизни англичанин ищет то, чего ему не хватает на море: главное в ней — стабильность и безопасность. У каждого свое место, которое нельзя покинуть, несмотря ни на какие превращения; если англичанин его покинул, значит, ушел в море. Нрав каждого так же устойчив, как и его дом.

Значимость национальных массовых символов особенно легко усмотреть в различии между англичанами и жителями Нидерландов. Эти народы сродни друг другу, языки их схожи, религиозное развитие почти одинаково. И одна, и другая нации — мореходы, обе благодаря морю создали всемирные империи. Судьба голландского капитана, выходившего открывать новые торговые пути, ничем не отличалась от судьбы английского. Войны, которые англичане и голландцы вели между собой, — войны между близкими родственниками. И все же есть между ними различие, которое, сколь бы ничтожным ни казалось на первый взгляд, определяет все остальное. Оно касается их национальных символов.

Англичане захватили себе остров, но не море вокруг него. Море покоряется лишь кораблям англичан, приказывает морю капитан. Голландец же землю, на которой он живет, должен сначала отвоевать у моря. Она лежит так низко, что ее приходится укрывать от моря дамбами. Для голландца дамба — это начало и конец его национальной жизни. Масса мужчин сама становится подобна дамбе: сплотившись, она может преградить дорогу морю. Если дамбы в плохом состоянии, стране грозит опасность. Во времена кризиса дамбы разрушали и на возникших искусственных островах спасались от врага. Нигде ощущение человеческой стены, противостоящей морю, не сформировалось так отчетливо, как здесь. На дамбы полагаются в мирные времена, но, если их приходится разрушить из-за нападения врагов, их мощь переходит в мужчин, которые восстановят их после войны. В их воображении дамба живет, пока снова не становится реальной. Таким замечательным и необычным образом во времена серьезных испытаний голландцы носят в себе границу, отделяющую их от моря.

Если на англичан нападали на их острове, они выходили в море: штормами оно помогало справиться с врагом. За остров они могли не беспокоиться, так же как и за свои корабли. Голландцам же опасность всегда дышала в спину. Море никогда не покорялось им полностью. Хоть они доплыли по морю до концов света, дома оно каждый миг могло ринуться на них, а в самом крайнем случае, чтобы отрезать и погубить врага, им самим приходилось призывать на себя море.

Массовым символом немцев было войско. Но это было больше, чем войско, — это был марширующий лес. Ни в одной из современных стран чувство леса не сохранилось так живо, как в Германии. Прямизна и параллельность вертикально стоящих стволов, их плотность и численность наполняют сердце немца таинственной глубокой радостью. Он и сегодня с удовольствием идет в лес, где жили его предки, чтобы вновь пережить свое родство с деревьями.

Аккуратность и отдельность деревьев по отношению друг к другу, прочерченность вертикалей отличают этот лес от леса тропиков, где лианы сплетаются и ползут в разных направлениях. В тропическом лесу глазу нет простора, взгляд утыкается в хаотическую нерасчлененную массу, которая живет на свой особенный лад, исключающий всякое чувство правильности и равномерности повторения. Лес умеренной зоны обладает наглядным ритмом. Взгляд скользит по чреде видимых стволов, теряясь в неизменно равной себе дали. Отдельное же дерево больше, чем отдельный человек, и растет неотвратимо. Многое в его упорстве напоминает упорство воина. Кора, которая сначала могла казаться панцирем, в лесу из деревьев одной породы напоминает форму военного отряда. Лес и войско были для немца, даже если сам он этого не осознавал, во всех отношениях одним и тем же. Что другим могло восприниматься как пустота и однообразие военной жизни, немцу светило уютом и огоньками леса. Здесь ему не страшно, здесь он в безопасности среди своих. Прямоту и непреклонность деревьев он взял себе в обычай.

Мальчишка, бежавший из тесного дома в лес, чтобы, как ему казалось, помечтать и побыть одному, предчувствовал там прием в ряды воинов. В лесу уже ждут его товарищи — честные, верные, прямые: каждый прям, хотя все различаются по высоте и мощи, — таким он станет сам. Влияние ранней лесной романтики на немца нельзя недооценивать. Он впитывал ее из сотен стихов и песен, и лес, который в них проступает часто так и звался «немецким».

Англичанин любит видеть себя в море, немец любит видеть себя в лесу — трудно короче выразить различия в их национальном чувстве.

Массовый символ французов нового происхождения — это их революция. Праздник свободы справляют ежегодно. Он стал настоящим днем национального торжества. 14 июля незнакомые люди могут танцевать друг с другом на улицах. Народ, у которого свободы, равенства и братства так же мало, как и у других народов, подает дело так, будто как раз у него-то они есть. Бастилия взята, и улицы снова полны народа, как в те далекие дни. Масса, веками бывшая жертвой королевского правосудия, теперь вершит суд сама. Воспоминание о казнях того времени — стимулах разжигания массового чувства — определяет дух праздника сильнее, чем люди могут себе в этом признаться. Кто противопоставил себя массе, отдал ей свою голову. Он был у нее в долгу и на свой лад послужил тому, чтобы поддержать и повысить ее воодушевление.

Ни один национальный гимн, какой бы народ мы ни взяли, не имеет такой истории, как французский, — «Марсельеза» родилась именно тогда. Взрыв свободы как периодическое событие, каждый год ожидаемое и каждый год приходящее, очень выгоден в качестве массового символа нации. Он и позже, как и в те времена, будил силы сопротивления. Французские армии, завоевавшие Европу, вышли из революции. Они нашли себе Наполеона и стяжали величайшую славу. Победы были победами революции и ее генералов, императору досталось заключительное поражение.

Против такого понимания революции как национального массового символа французов можно возражать. Слово кажется слишком неопределенным, в нем нет конкретности английского капитана на четко очерченном корабле, нет деревянного порядка марширующего немецкого войска. Но не забудем, что корабль англичанина соотносится с колышащим-ся морем, а немецкое войско — с волнующимся лесом. Море, лес питают национальное чувство и представляют собой его текучий элемент. А массовое чувство революции тоже выражается в конкретном движении и направлено на конкретный объект — это Бастилия и штурм Бастилии.

Еще одно или два поколения назад к слову «революция» каждый добавил бы «французская». Революция отличала французов в глазах всего мира, это была их национальная особенность, то, чем они выделялись. Впоследствии русские с их революцией нанесли ощутимую рану национальному самосознанию французов.

Национальное сплочение Швейцарии неоспоримо. Патриотизм швейцарцев сильнее, чем у многих народов, говорящих на одном языке. Здесь же многообразие языков, разнообразие кантонов, их различия в социальной структуре, противоречия религий, когда-то воевавших друг с другом, причем память об этих войнах еще живет в исторической памяти — и все это не может всерьез пошатнуть национального самосознания швейцарцев. Впрочем, у них есть общий массовый символ, всегда стоящий перед глазами и непоколебимый, как ни один другой из национальных символов: горы.

Вершины своих гор швейцарец видит отовсюду. Но с некоторых мест их видно в большем количестве. Ощущение что отсюда видишь горы, собравшиеся вместе, придает этим обзорным точкам нечто сакральное. Иногда по вечерам — невозможно заранее угадать, когда именно, также невозможно и каким-либо образом повлиять на этот момент — горы загораются алым светом: это момент их высшего торжества Их недоступность и твердость наполняют уверенностью душу швейцарца. В своих вершинах отделенные друг от друга внизу горы составляют единое огромное тело. Они — одно тело это тело и есть страна.

Планы обороны Швейцарии во время двух прошедших воин любопытным образом отразили это отождествление нации с горной грядой Альп. Все плодородные долины, города производства в случае вражеского нападения предполагалось отдать. Армия должна была отступить в глубину гор и там начать сражаться. Народ и земля приносились в жертву Но армия в горах по-прежнему представляла бы Швейцарию: массовый символ нации превратился бы в самую страну.

Это собственная дамба, которой располагают швейцарцы. Им не приходится возводить ее самим, как голландцам. Они ее не строят, они ее не разрушают, море через нее не перехлестывает. Горы стоят, и их нужно хорошо знать. Они их излазали и изъездили вплоть до каждого закоулка. Горы как магнит притягивают из всех уголков мира людей, которые благоговеют перед ними и исследуют их наподобие швейцарцев. Альпинисты из самых далеких стран похожи на верующих швейцарцев: армии их, рассеянные по миру, отслужив периодически краткую мессу горам, все остальное время хранят чувство верности Швейцарии. Стоило бы разобраться, какой вклад они внесли в сохранение ее самостоятельности.

Если англичанин видит себя капитаном, то испанец — матадором. Вместо моря, которое подчиняется капитану, у матадора — собственная покорная ему масса. Животное, которое он должен убить согласно благородным правилам своего искусства, — это злое чудище старых преданий. Он не может показать страха, самообладание для него — все. Малейшее его движение видят и судят тысячи. Это сохранившаяся римская арена, только быкоборец превратился здесь в благородного рыцаря. Он выходит против зверя в одиночку. Средневековье дало ему другие чувства, другую одежду, но особенно изменило его идею. Покоренный дикий зверь, раб человека снова восстал против него. Но герой древности принял вызов, он на месте. Он выступает на глазах всего человечества и столь уверен в своем мастерстве, что в мельчайших подробностях разыгрывает перед зрителями убийство чудовища. Он весь точность и мера, его движения рассчитаны как в танце. Но убивает он по-настоящему. Убивает на глазах тысяч, приумножающих эту смерть своим неистовством.

Казнь дикого животного, которое уже не имеет права быть диким, которого сделали диким, чтобы за это осудить на смерть, — эта казнь, кровь и безупречный рыцарь двояким образом отражаются в глазах почитателей. Каждый из них — это и рыцарь, убивающий быка, и масса, которая ему рукоплещет. За матадором, в которого воплощается каждый, на другой стороне арены каждый вновь видит самого себя как массу. В кольце все соединены в одно замкнутое на самого себя существо. Каждый видит повсюду глаза — свои глаза — и слышит повсюду единственный голос — свой собственный. Так испанец, обожающий своего матадора, с самого начала привыкает к виду совершенно особой массы. Он знает ее досконально. Она настолько жизнеспособна, что исключает многие нововведения и новообразования, которые неизбежны в странах другого языка. Матадор на арене, столь многое для него значащий, превратился в его национальный символ. Если он воображает множество испанцев, собравшихся вместе, то он вообразит место, где они собираются чаще всего. По сравнению с этими массовыми восторгами массовые мероприятия церкви имеют мягкий и безвредный характер. Они были таковыми не всегда: во времена, когда церковь не страшилась разжечь адское пламя для еретиков прямо на земле, массовое хозяйство испанцев было организовано иначе.

Самочувствие современной нации, ее поведение на войне в большой степени зависит от признанности ее национальных массовых символов. История разыгрывает над некоторыми народами дурную шутку задним числом, уже после того, как они завоюют единство. На примере Италии можно показать, как тяжело нации, когда города полны воспоминаний о величии, а настоящее сознательно дезорганизовано этими воспоминаниями.

Пока Италия не обрела единства, все было просто: расчлененное тело должно собраться воедино, быть и чувствовать себя одним организмом. Для этого нужно изгнать врага. Враг паразитирует на стране: он как туча саранчи, питающейся плодами честного труда местных жителей. Враг хочет увековечить свое господство: для этого он разделяет людей и земли, чтобы легко справляться с ними поодиночке. Угнетенные, наоборот, устанавливают тайные связи и ищут момента восстать и освободить страну. Наконец это происходит: Италия обрела единство, к которому долго и тщетно стремились многие ее лучшие умы.

Однако с этого самого мига оказалось, что непросто поддерживать жизнь в таком городе, как Рим. Массовые постройки древних стояли вокруг пустые; развалины Форума содержались в чрезмерном порядке. Человек чувствовал себя там подавленным и отвергнутым. Второй Рим, Рим Святого Петра, напротив, сохранил достаточно прежней своей притягательности. Собор Святого Петра заполняли паломники со всего мира. Однако точкой, на которую ориентировалась бы нация, этот второй Рим служить не мог. Он все еще обращался ко всем людям без различия, способ его организации был присущ тем временам, когда еще не было наций в современном виде.

Между этими двумя Римами как бы парализованным застыло национальное чувство современной Италии. Невозможно отбросить тот факт, что Рим был, и римляне были итальянцами. Фашизм избрал, казалось бы, самое простое решение и попытался влезть в подлинный старый костюм. Но костюм не сидел как влитой, оказался широк, фашизм двигался в нем так резко и неуравновешенно, что поломал себе члены. Один за другим стали раскапывать форумы, но они почему-то не заполнялись римлянами. Связки прутьев вызывали лишь ненависть в тех, кого этими прутьями стегали, — наказание и приручение не наполняли гордостью. Попытка навязать Италии ложный национальный массовый символ, к счастью для итальянцев, провалилась.

Понять евреев труднее, чем любой другой народ. Они распространились по всей населенной земле, а родину потеряли. Их приспособляемость славят и проклинают, но степень ее очень и очень различна. Среди них есть испанцы, индийцы и китайцы. Они переносят с собой из одной страны в другую языки и культуры и берегут их сильнее любых сокровищ. Дураки могут рассказывать сказки о том, что они повсюду одинаковы; кто их знает, согласится скорее, что среди них гораздо больше разнообразных типов, чем в любом другом народе. Удивительно, насколько они многообразны по внешности и внутреннему складу. Популярная формула, согласно которой среди них есть и самые хорошие, и самые плохие люди, в наивной форме выражает этот факт. Они иные, чем все прочие. Но в действительности они, если можно так выразиться, еще более иные по отношению друг к другу.

Они вызывают удивление тем, что вообще еще существуют. Они не единственный народ, который обнаруживается повсюду: армяне, например, тоже распространились широко. Они также и не самый древний народ: китайцы пришли из глубин предыстории. Однако среди древних народов они — единственный, что так долго блуждает. Им дано было больше всех времени для бесследного исчезновения, и все же они есть, и их больше, чем когда-либо.

Территориальное и языковое единство у них до последних лет отсутствовало. Большинство уже не понимает по-еврейски, они говорят на сотне языков. Для миллионов из них их древняя религия — не больше, чем пустые мехи; даже количество евреев-христиан постепенно растет, особенно среди интеллектуалов; еще больше среди них неверующих. Вообще говоря, с позиций самосохранения им следовало бы приложить все усилия, чтобы заставить окружающих забыть, что они — евреи, и самим забыть об этом. Однако оказывается, они не могут забыть об этом, а большинство и не хочет забыть. Надо спросить себя, в чем эти люди остаются евреями, что делает их евреями, что то последнее, самое последнее, что объединяет их с другими такими же, когда они говорят себе: я — еврей.

Это последнее лежит в самом начале их истории и с невероятной последовательностью воспроизводится в ходе этой истории: исход из Египта.

Надо явственно представить себе, о чем это предание: целый народ, хотя и сосчитанный, но составляющий огромные множества, сорок лет тянется сквозь пески. Его легендарному прародителю было обещано потомство, многочисленное как морской песок. Оно уже здесь, и оно бредет как песок сквозь пески. Море расступается перед ними, сквозь ряды врагов они пробивают себе дорогу. Их цель — обетованная земля, которую они отвоюют себе мечами.

Это множество, годы и годы влачащееся сквозь пески, превратилось в массовый символ евреев. Образ так же прост и понятен, как и в те далекие времена. Народ видит себя вместе, как будто бы он еще не распался и не рассеялся, он видит себя в странствии. В этом сплоченном состоянии он принимает для себя законы. У него есть цель, как у массы. Его ожидают приключение за приключением — общая для всех судьба. Это голая масса: всего, что может отвлечь человеку в отдельную жизни, здесь просто нет. Вокруг лишь пе- сок _ самая голая из всех возможных масс: ничто не может до такой степени довести ощущение одиночества бредущей толпы, как картина песков. Часто цель пропадает, и массе начинает грозить распад; сильными толчками самой разной природы ее пробуждают, настораживают, сплачивают. Число бредущих людей, шестьсот или семьсот тысяч человек, огромно не только по скромным масштабам доисторических времен. Но особенно важна длительность пути. Масса, распростершаяся когда-то на сорок лет, пролегла до нынешних времен. Эта длительность стала наказанием, как и все муки последующих странствий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Читайте также

4. Защита интересов различных слоев трудящихся и угнетенных наций

4. Защита интересов различных слоев трудящихся и угнетенных наций Проблемы женщин и молодежи В 90-х годах с ростом социалистического движения возросло внимание марксистов к интересам тех слоев населения, от поддержки которых во многом зависел успех рабочих партий:

50. Символы аналогии[562]

50. Символы аналогии[562] Иным могло бы показаться странным, что речь идет о символах аналогии, потому что если, как это часто говорят, сама символика основана на аналогии, то и всякий символ, каков бы он ни был, должен быть выражением аналогии. Но такой способ рассмотрения

» ЕВРОПЕЙСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ХАРАКТЕР НАЦИЙ»

» ЕВРОПЕЙСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ И ХАРАКТЕР НАЦИЙ» «ЕВРОПЕЙСКИЕ РЕВОЛЮЦИ И И ХАРАКТЕР НАЦИЙ» («Die Europischen Revolutionen und der Charakter der Nationen». Jena, 1931) — книга Розенштока-Хюсси. Состоит из двух частей — «Теория революций» и «Движение революций по Европе». В первой части анализируется

БУЙСТВО НАЦИЙ

БУЙСТВО НАЦИЙ Абако — это остров. Его население составляет шестьдесят пять сотен человек, и он является частью Багамских островов, расположенных около побережья Флориды. Несколько лет назад группа американских бизнесменов, торговцев оружием, идеологов частного

Национализм настаивает на равных правах как для индивидов, так и для наций

Национализм настаивает на равных правах как для индивидов, так и для наций Хотя главная черта письменной и печатной культуры — жесткая централизация, в не меньшей степени ей свойственно утверждение прав личности. Токвиль в «Европейской революции» (р.103) пишет: «В 1778-м и

Валентные и массовые связи [26]

Валентные и массовые связи [26] Связи между людьми в обществе — это всегда какое-то воздействие, влияние людей друг на друга. Движение к социализму есть смещение центра тяжести этих влияний и воздействий вверх — от насилия, через экономическую необходимость, в сферу

ГЛАВА VIII ПАНИДЕИ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ; МЕЖДУ ЛИГОЙ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛИЗМОМ

ГЛАВА VIII ПАНИДЕИ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ; МЕЖДУ ЛИГОЙ НАЦИЙ И НАЦИОНАЛИЗМОМ Придирчивое исследование показывает, что панидеи, учитывая время и пространство их рождения, получали различные по пространственным потенциям жизненные ростки в зависимости от того, какая

2. Религиозные символы

2. Религиозные символы Мы рассмотрели смысл символов вообще, ведь предельный интерес человека, как мы сказали, выражается символически. Но тогда возникает вопрос: а почему его нельзя выразить прямо и буквально? Если деньги, успех или нация представляют собой чей-то

3. Символы и мифы

3. Символы и мифы Символы веры не возникают в изоляции. Они объединяются в «рассказы о богах» — в то, что называется греческим словом «мютос», миф. Боги — это индивидуализированные образы, личности, подобные людям, различающиеся по полу, плодящиеся, вступающие друге

Массовые кристаллы

Массовые кристаллы Массовыми кристаллами я называю маленькие жесткие группы людей, которые имеют четкую границу, обладают высокой устойчивостью и служат для возбуждения масс. Важно, что такие группы обозримы, каждую из них легко охватить взглядом. Единство в них важнее,

Массовые символы

Массовые символы Коллективные единства, состоящие не из людей и, тем не менее, воспринимаемые как массы, я называю массовыми символами. Это такие единства, как зерно и лес, дождь, песок, ветер, море и огонь. Каждый из этих феноменов заключает в себе крайне важные свойства

Символы

Символы «Знаки и символы управляют миром, а не слово и не закон» Конфуций китайский философ Основное значение греческого слова «символ» – это знак, знамение, цель, небесное явление.Все религии уделяют колоссальное значение символике. А почему? Потому, что символ – это

Источник