Студенты это будущее каждой страны

Университет может переосмыслить город – создать новую идентичность или предложить эффективное решение, анализируя лучшие мировые практики и исследования. Однако в России города не доверяют университетам вопросы своего развития. Если вузы и привлекаются, то в роли исполнителя заказа, и под маской «научно-исследовательских работ» скрывается выполнение узкой тактической задачи.

С одной стороны, администрации городов обычно не заинтересованы в полноценном партнере и при формулировке запроса исходят из уже готовых планов. С другой – у самих университетов недостаточно видения, экспертизы и компетенций для того, чтобы сыграть на равных. Что на самом деле нужно сегодня городам, и что для этого могут сделать университеты?

Вызовы для городов

Во всем мире ответы на возникающие проблемы городов XXI века по-прежнему основываются на подходах XX века. У старых городов Европы и Северной Америки, новых городов глобального Юга (Азии, Океании, Африки, Латинской Америки и Ближнего Востока) разные вызовы. Их объединяет то, что они ищут решения, основанные на новом знании.

Ситуация похожа на время индустриальной урбанизации начала ХХ века. Городское население стремительно росло, а вместе с ним нарастал инфраструктурный и жилищный кризис. По всей Европе, в передовых странах англо-саксонского мира и СССР появились высшие школы городского хозяйства, инженерии, архитектуры. Тогда проблемы были частично решены и сформировались города, какими мы их знаем сейчас. С тех пор проблематика городского развития изменилась, а образовательные и исследовательские центры не везде успели перестроиться под новые реалии.

Одна из нарастающих проблем европейских городов – стремительное устаревание инфраструктуры, заложенной в начале и середине ХХ века. При этом города Европейского Союза недополучают ежегодно более 830 млрд евро инвестиций в инфраструктуру. Проблема актуальна и для российских городов, где 63% жилищного фонда имеет степень износа свыше 30%. Аналогичная ситуация наблюдается в других секторах общественной инфраструктуры – транспорте, водоснабжении, отоплении и так далее. Одновременно с этим бюджеты российских городов недополучают налоги, а это критический ресурс развития.

Перед городами глобального Юга стоят иные вызовы и связаны они, в первую очередь, с интенсивным ростом. В 2020-м году в рейтинг ОЭСР по темпам роста населения впервые не вошел ни один город старого света. В лидерах по этому показателю – города Японии, Индонезии, Индии, Филиппин, Китая, Бразилии, Южной Кореи и Мексики. Для них наиболее актуальные задачи – обеспечение базовой инфраструктурой миллионов новых горожан, борьба с трущобами и экологическим кризисом, а проблема социального неравенства здесь стоит ещё острее.

Логично, что города глобального Юга активно инвестируют в новое знание, на котором базируются последние инновации. До начала 2000-х годов в рейтингах лучших высших школ архитектуры и городского планирования не было ни одного не-западного вуза. Сейчас в них входят школы Сингапура, Китая, Японии, Кореи. Следующее столетие – триумф азиатских городов, за которыми подтянутся города Латинской Америки и Африки. Это значит, что образовательные и исследовательские центры, которые будут производить передовые технологии в сфере городского развития, будут рождаться именно в этом макрорегионе.

Такие школы выполняют три функции. Первая – исследования: теоретические, экспериментальные, включающие сравнительный анализ городов и стран. Они являются базисом для прикладных исследований и прорывных разработок в рамках R&D проектов (Research and development, пер.англ. исследования и разработки), от проектирования общественных пространств на основе вовлечения горожан или использования больших данных в управлении до целостной концепции развития города. Так, школы урбанистики российских городов, находящихся в регионах с холодным климатом могли бы разработать стратегию использования ресурса зимы.

Во-вторых, школы урбанистики готовят профессионалов, развивающих город из разных позиций: государственных управленцев, предпринимателей, консультантов. Кроме подготовки профессиональных урбанистов, необходим также пакет узконаправленных программ: городское фермерство, big data (большие данные) для городов, городское освещение и так далее. Если раньше программы такого типа были в узкопрофильных вузах, то сейчас очевидно, что любая узкая образовательная программа должна исходить из более широкой рамки.

Наконец, школы урбанистики работают как площадки для обсуждения проблем и возможностей города, которые собирает представителей правительства, индустрии, СМИ, общественных организаций. Каждому городу необходима такая «урбанистическая комната» (заимствуя понятие Сэра Терри Фэррела, британского архитектора и урбаниста), где город будет обсуждать свое будущее.

В первую очередь, необходима сильная исследовательски-аналитическая база для анализа ситуации, составления прогнозов и R&D проектов. Исследования должны интегрировать методы и оптику разных дисциплин: архитектуры, компьютерных наук, дизайна, экологии, социологии и так далее. Они должны предлагать наиболее прогрессивные ответы на локальные вызовы, при этом выходя за границы российской дискуссии о городском развитии.

Поэтому в профессиональных школах урбанистики должно быть сконцентрировано наиболее актуальное, на мировом фронтире, знание. Это предполагает высокий уровень интернационализации: сравнительные исследования и образовательные курсы, затрагивающие проблематику городов разных стран, международный состав преподавателей и студентов, партнерства с иностранными вузами. Важно сотрудничать со школами Азии и Океании – это особенно актуально для сибирских и дальневосточных университетов.

Источник

Три возможных сценария образования будущего: вечное студенчество, конец госмонополии и наставники вместо учителей

Технологии развиваются всё стремительнее, а опыт пандемии научил нас, что даже от прогнозов на пару месяцев вперед лучше воздержаться. Но вместе с тем возникают такие яркие новые тренды, что удержаться от прогнозирования невозможно. Изучаем сценарии развития образования: как изменится представление об идеальном возрасте для обучения, что будет с монополией государства на образование и какими станут в будущем учителя?

Мы так привыкли рассуждать о технологиях и искусственном интеллекте, что мало говорим о повседневных вещах: что мы будем есть, как будем спать и как будем учить наших детей в середине XXI века?

Американская писательница-фантаст Чарли Джейн Андерс призывает нас мечтать о будущем на полную катушку и представлять себе всё в мельчайших деталях: не просто наши дома на Марсе, но и то, как они будут построены, устройство проводки и канализации, сколько этажей и какие комнаты. Не просто воображать, что роботы станут нашими лучшими друзьями, но и подумать о том, как именно они будут выглядеть, общаться, что носить и какие нам придется написать законы, чтобы регулировать их существование и поведение.

«У нас у всех есть логическое заблуждение: мы думаем, что будущее станет продолжением настоящего. Люди в 1980-х думали, что СССР будет существовать и сегодня. Будущее окажется намного чуднее, чем мы можем себе представить. Но всё же попробуем. Я знаю, что там найдутся и очень страшные вещи, но там будет и много чудес и милостей. И первый шаг к поиску пути — предоставить свободу воображению».

Чарли Джейн Андерс (Ted Talk, «Вперед, мечтайте о будущем»)

Давайте последуем совету Андерс и представим максимально подробно различные сценарии развития образования — от наиболее вероятных до самых сумасшедших.

Сценарий № 1. Мы будем учиться всю жизнь

Сейчас уже мало кого удивишь концепцией непрерывного обучения (lifelong learning) : мы то и дело проходим различные курсы в интернете, осваиваем новые навыки прямо на работе, а иногда даже полностью меняем профессию, будучи уже взрослыми.

Время, которое мы отводим учебе, увеличивается. Это связано не только с тем, что наука усложняется и развивается (а значит, нужно больше времени, чтобы ее освоить), но и с тем, что общество может позволить молодым людям дольше не работать, тратя юные годы на обучение.

Революция дошколят

Возраст, в котором дети начинают получать обязательное образование (то есть поступают в школу), по всему миру варьируется: например, в России дети идут в школу в семь лет, а в Великобритании и Австралии — в пять. В среднем по миру эта цифра колеблется от пяти до восьми лет. Часто правительства разных стран даже не называют точную цифру, а дают рекомендации, в каком возрасте ребенка стоит отдать в школу: в России по закону это возможно не раньше шести с половиной лет, но не позже восьми.

Интернет забит статьями и вопросами от родителей: когда же лучше отдавать ребенка учиться? Универсального ответа нет. Многое зависит от индивидуальных особенностей ребенка: можно встретить как исследования, агитирующие за ранний поход в школу, так и те, которые категорически против этого.

Нейробиологи называют первые годы жизни «чувствительными» периодами в развитии мозга. Опыт, полученный в первые три-пять лет, будет влиять на всю дальнейшую жизнь. А психологи замечают, что именно в этом возрасте формируется большая часть неврозов и фобий. Но когда мы сегодня рассуждаем о системе образования, мы незаслуженно мало говорим именно об этом времени.

Настя Травкина, научная журналистка, автор книги Homo Mutabilis и ведущая канала «Настигло»:

«С точки зрения нейробиологии мы начинаем активно учиться с самого рождения. В мозге младенца стремительно образуются новые связи, так как он пытается обнаружить паттерны в потоках любой входящей информации. В процессе обработки этих данных мозг развивается и структурируется, появляются целые области, отданные, например, под обработку звуков родного языка (или двух, или трех), распознавание лиц, владение мелкой моторикой и т. д.

Чем больше наука узнает о развитии мозга, тем более ценными с точки зрения обучения оказываются младенчество и дошкольный возраст. Мозг остается пластичным всю жизнь, а мы способны учиться новому до самой старости, и всё же дошкольный опыт очень сильно влияет на базовые навыки и восприятие информации.

Но не стоит думать, что едва ползающих детей нужно учить дисциплине и таблице умножения.

Во-первых, они учатся буквально всему, что их окружает, — поэтому в первую очередь им нужна богатая интересными вещами, звуками и разговорами среда.

А во-вторых, исследования показывают, что младенцы лучше воспринимают информацию, которую им преподносят с привлечением эмоционального влияния, чем нейтральную, — как раз на этом и построено взаимодействие взрослых с детьми, когда они показывают пальцем на новые объекты, называют их, озвучивают их и т. д. Есть данные о том, что уровень интеллекта в будущем больше всего коррелирует с тем количеством слов, которые еще не говорящие дети слышали от своих родителей. Поэтому эмоциональная близость и разнообразное общение со значимыми взрослыми, а не ранняя дисциплина — вот главный источник развития в первые годы жизни».

Предлагая изменения в системе образования, мало кто критикует ясли и детские сады — больше сосредотачиваются на критике школы. А ведь и в системе дошкольных институтов есть что обсудить.

Французская психоаналитик и педиаторка Франсуаза Дольто в книге «На стороне ребенка» пишет, что и ясли, и детские сады появились не ради того, чтобы помочь детям лучше развиваться, а чтобы дать родителям возможность скорее вернуться на работу. Такой подход просто не создан для того, чтобы учитывать потребности ребенка, считает исследовательница и рекомендует радикально пересмотреть наше отношение к дошкольному образованию.

Маргарита Литовская, маркетолог, специалистка по теории поколений и ведущая каналов «Дети и плети» и «Новые детские медиа»:

«Миллениалы — современные родители — поколение, которое больше других страдает от FOMO-эффекта. Кажется, это один из драйверов в воспитании детей: в тренде начинать развивать ребенка как можно раньше — с первых дней жизни (или еще в утробе матери). Мир настолько быстро и непредсказуемо меняется, что мамы и папы стараются как можно раньше начать чему-то учить ребенка — и иногда перегибают палку. Но детьми озабочены не только их родители: ВОЗ называет развитие детей раннего возраста социальной детерминантой здоровья общества, а ЮНИСЕФ призывает увеличивать инвестиции в развитие дошкольников».

Возможно, в обществе будущего станет более очевидна важность младенческого и дошкольного периодов в формировании личности в целом и познавательных способностей в частности. Это приведет к перестройке социальной системы, и на этот раз не для того, чтобы как можно раньше вернуть взрослых на работу — а чтобы, наоборот, дать родителям (и другим значимым взрослым) возможность удовлетворять потребности ребенка в общении и близости. Например, компании могли бы разрешать молодым родителям работать из дома или давать им больше свободы в организации своего рабочего дня.

И, конечно, нам стоит пересмотреть организацию и задачи детских садов: необходимо повышать престиж профессии воспитателя, сокращать количество детей в группах, чтобы педагог мог каждому уделять внимание, и т. д.

Есть ли жизнь после университета?

Еще один период, на который раньше обращали мало внимания в связи с образованием, — это вся оставшаяся жизнь после выпуска из университета. Но в современном обществе уже не получится научиться чему-то в юности, а затем просто пользоваться этими навыками всю оставшуюся жизнь. Мир постоянно меняется: новые технологии трансформируют структуру рынка рабочих мест, появляются одни профессии и устаревают другие.

Теперь мы учимся всю жизнь — но государственная система образования пока к этому не приспособилась. Да и в обществе по-прежнему силен стереотип, что детство и юность — время для обучения, а взрослая жизнь — только для работы.

Возможно, в будущем этот стереотип разрушится и мы все (а не только отдельные энтузиасты) станем учиться всю жизнь. Кстати, такой подход тоже соответствует последним исследованиям в нейробиологии.

Настя Травкина:

«Сто лет назад ученые поняли, что люди рождаются с несформированным мозгом и ранние годы жизни — время его интенсивного развития. А теперь наконец в массы распространяются и знания о взрослой нейропластичности.

Теперь мы знаем, что различные части мозга и связи между ними формируются вплоть до 25 лет. В детстве нейроны интенсивно специализируются, мозг приобретает функциональную структуру. В юности образуются особенно прочные связи между нейронами — нейронные сети. После „созревания“ мозг начинает работать интегрировано — то есть разные его части максимально эффективно и слаженно взаимодействуют.

Один из современных отцов исследований нейропластичности Майкл Мерцених считает, что интеллектуального пика мы достигаем к 35 годам, а время между 25 и 45 — самое продуктивное для мозга, так как он теперь не только учится новому, но и устойчиво владеет целым набором навыков, которые наконец можно ловко и с наименьшими затратами использовать.

Многие ученые, занимающиеся нейропластичностью, не поддерживают распространенное убеждение о том, что с определенного времени мозг неизбежно деградирует. Конечно, есть некоторые ухудшения в скорости реакции, в остроте восприятия и т. д. Но большая часть когнитивных потерь может быть следствием работы нейропластичности — то есть способности мозга учиться и адаптироваться. Просто не всегда то, чему мы учимся, — это хорошо.

Похоже, что когнитивное затухание часто происходит не по естественным причинам, а из-за того, что люди после 50 перестают учиться новому и следуют по давно знакомым, рутинным путям. Сложность когнитивной нагрузки снижается, мозг адаптируется к новым условиям, и по закону use it or lose it количество нейронных связей и их сложность падают. Тотальность и неизбежность деградации мозга из-за такого упрощения образа жизни пугает, но Мерцених считает, что такому „негативному обучению“ противостоит активное обучение новому, интересному и сложному. То есть мы не только можем эффективно учиться новому после 25, 45 или 55 лет — это просто необходимо для сохранения когнитивных способностей.

Думаю, в будущем это понимание изменит наше представление о зрелом и пожилом возрасте: «уходить на покой» будет проклятием, а вслед за «серебряной экономикой» (развитием потребительского рынка для людей за 60), видимо, появится и «серебряное образование» — не в виде бесплатных курсов по базовым навыкам владения гаджетами, а в виде полноценной сложной структуры образования, квалификации и переквалификации взрослых и пожилых людей.

Для рынка труда это будет вовсе не благотворительность, а чистая выгода: пенсионный возраст станет просто поводом сменить род деятельности, а не выпасть из обоймы экономического процесса. А чем больше людей вовлечено в производство и потребление, тем выгоднее экономике».

Современные исследователи настаивают на отказе от доминирующего взгляда на образование как «инвестицию в будущее», которая обязательно должна окупиться позднее, на работе. Безусловно, часто мы учимся для практических целей: мы хотим использовать эти навыки в дальнейшем, но не всегда это единственная причина для учебы. Иногда это интерес или хобби. Способ интересно провести время, попробовать что-то необычное или завести новые знакомства.

Если мы посмотрим на образование с разных точек зрения, то увидим, что учиться можно и нужно в любом возрасте — буквально любом. Образование в старшем возрасте улучшает ментальное здоровье, снижает риск нарушения когнитивных функций, дает заряд новых эмоций и способствует общению.

Вероятно, в будущем исчезнет понятие возраста, созданного для учебы: мы будем учиться всю жизнь — и система образования подстроится под эту потребность.

Сценарий № 2. Больше никаких школ и университетов!

До 2020 года онлайн-образование только дополняло офлайновое. Различные курсы, обучающие приложения и сайты использовались либо как дополнительные инструменты в классе, либо для получения еще одного, независимого от школы и университета, образования.

Пандемия многое изменила, и система образования вынужденно переключилась на онлайн: школьники и студенты по всему миру остались дома, включили свои компьютеры и стали учиться дистанционно.

До 2020 года рынок онлайн-образования и так стремительно рос (глобальные инвестиции в образовательные технологии достигли 18,66 млрд долларов в 2019-м), а теперь эксперты полагают, что его ждет настоящий бум.

Может, нас ждет будущее, в котором все мы учимся онлайн, а учеба офлайн станет или пережитком прошлого, или, наоборот, роскошью, доступной только для богатых? Возможно. Но не стоит думать, что онлайн-образование сделает образованность более доступной. Существует проблема так называемого информационного неравенства: сегодня не у каждой семьи есть доступ в интернет и личные компьютеры. Эта проблема — часть глобального образовательного неравенства (и экономического неравенства вообще), и пандемия ее только обострила.

Некачественное обучение в детстве ведет к невозможности получить более качественное образование в дальнейшем и, как следствие, — к тому, что стране недостает хороших специалистов. Получается замкнутый круг, из которого сложно вырваться.

Образовательное неравенство проявляется на всех уровнях: это касается и семьи, и целых сообществ, и стран. Поэтому бум онлайн-образования не сможет принципиально изменить наше общество, если проблема неравенства не будет решена.

Больше практического обучения

А что если поступить совсем радикально и отказаться от привычных школ и университетов? На протяжении истории большую часть времени люди учились сразу на практике, скажем, дети обучались выращивать растения и собирать урожай, находясь рядом с родителями. Никому не требовалось перед этим специально изучать биологию или химию.

Философы образования замечают, что чем сложнее становятся знания и науки, тем больше дистанция между феноменом и его изучением: мы учимся, слушая учителя и доверяя его авторитету, читаем книги, решаем уравнения и записываем тексты. В философии эта проблема стоит особенно остро: философов часто критикуют за так называемую кабинетную философию, когда мыслитель, не выходя из своего кабинета, размышляет о глобальных вещах, с которыми никогда сам не сталкивался.

Похожее постоянно происходит в образовании: мы учим многие вещи по книгам вместо того, чтобы изучать их на практике, а наши учителя часто никогда и не сталкивались в реальности с тем, чему они учат. Почему бы не изменить и это?

В середине ХХ века в некоторых школах Франции проводился интересный эксперимент: там появились «снежные» и «морские» классы. Учитель вместе с учениками начальной школы отправлялся в горы или на море, чтобы отдыхать и заодно изучать природные явления и историю края, непосредственно с ней сталкиваясь. В современных школах и университетах проводятся внеклассные мероприятия, но часто их основная цель — социализация и совместный отдых. Возможно, стоит добавить в них больше образования: рассказывать об истории и географии края, а вместо картинок из учебника показывать растения в лесу.

В современном западном мире всё чаще отказываются от лекций и сосредотачиваются на методах практического обучения: просят студентов создавать собственные проекты, обучать друг друга и проводить эксперименты. Преподаватель в этом случае больше не пересказывает сухо то, что ученики и так могут прочитать в «Википедии», а направляет и модерирует процесс обучения.

Конец монополии государства на образование

Уже сейчас Илон Маск создает собственную школу прямо в SpaceX, а основатель Amazon Джефф Безос запускает «Академию Безоса» для детей из семей с низкими доходами. Кажется, этот тренд будет только развиваться и государство окончательно лишится монополии на образование детей. Возможно, в будущем все уважающие себя корпорации организуют собственные школы и нашим потомкам идея общеобразовательных школ покажется безнадежно устаревшей.

Сергей Жданов, экономист, эксперт по цифровым технологиям и ведущий канала «Чорт ногу сломит»:

«Цифровые корпорации заинтересованы в образовании по двум причинам.

Во-первых, образование вместе с медициной — вечная человеческая потребность и, соответственно, бесконечный источник дохода. Конкуренция идет за решение вопроса всеобщего образования с помощью как можно более универсальных платформ. Каждая платформа стремится к тому, чтобы стать новым стандартом образования — с общепризнанными дипломами, сетями специализированных преподавателей и т. д.

Сооснователем одной из самых популярных онлайн-школ Coursera стал Эндрю Ын — один из ключевых персонажей в сфере развития ИИ и машинного обучения из Google. А Себастьян Трун — бывший вице-президент Google и создатель экспериментально-научного крыла этой корпорации GoogleX — сейчас развивает образовательную платформу Udacity. Если Coursera рассчитана на максимально широкую аудиторию, то Udacity фокусируется на более специализированных знаниях, сотрудничает с университетами и выдает вполне уважаемые дипломы по компьютерным дисциплинам ученикам начиная с 13 лет.

Во-вторых, цифровые корпорации заинтересованы в том, чтобы на них работали самые топовые специалисты, которых на рынке не так много. Речь идет не просто о людях с образованием, а именно о лучших из лучших — „исключительных талантах“, как их называет бывший глава Google Эрик Шмидт. Недавно он запустил филантропическую программу Rise, которая через серию тестов должна определить 100 самых талантливых молодых людей во всем мире и затем курировать их дальнейшее образование и трудоустройство. „Юные Эйнштейны могут сейчас находиться в Афганистане. Мы хотим дать им телефоны, поддерживать с ними связь и выявить лучших из них. А со временем увезти из Афганистана, чтобы они стали учеными или выдающимися музыкантами“, — говорит Шмидт».

Сценарий № 3. Выбираем учителя будущего

Еще один из вероятных сценариев нашего образовательного будущего касается мечтаний о том, как изменится роль учителя и преподавателя. Ведь несмотря на то, что и предметы, и время, и место, и методы их изучения важны, в процессе образования учитель играет не менее серьезную роль. Мы — социальные существа и учимся через подражание и доверие.

Лет двадцать назад уже обсуждались школы будущего, в которых роботы заменят учителей: казалось, что такие учителя смогут предоставить больше информации, окажутся объективнее и не будут уставать. А сейчас никто даже не упоминает учителей среди профессий, которые уничтожат роботы, наоборот: именно социальные и помогающие работы защищены от роботизации.

Кажется, робототехника сосредоточилась на самодвижущихся машинах, военных дронах и секс-роботах и совсем не обращает внимания на образование. Одна из причин в том, что мы понимаем: роль учителя заключается не в сухой передаче информации, а в построении особенных отношений с учащимися. А искусственный интеллект пока что слаб по части человеческих отношений (но, возможно, это изменится).

Кризис фигуры учителя

Психологи отмечают, что сильная и харизматичная фигура учителя особенно важна в детском возрасте, когда ребенку требуется уже не только безусловная, ничего не требующая взамен любовь родителей (когда ребенка любят просто за то, что он есть), но и взгляд со стороны. Отношения с учителем не такие, как с родителями: учитель критикует, его положительную оценку и признание еще нужно заслужить. Такие отношения помогают ребенку развиваться и не бояться ошибаться, ведь всегда есть надежный тыл — родители, которые, в отличие от учителя, будут любить «просто так».

К сожалению, в современном обществе эти отношения часто перепутаны: родители критикуют и оценивают, а харизматичный учитель… хорошо, если найдется хотя бы один на всю школу или университет. Такие учителя запоминаются и потом на всю жизнь остаются с нами.

Возможно, из-за нехватки харизматичных учителей и недоверия к системе образования всё больше родителей берут на себя роль наставников: не всегда сами учат каким-то предметам, но нанимают репетиторов и отправляют детей на различные внешкольные курсы.

Маргарита Литовская:

«Многим очевидно, что современная система образования морально устарела и меняется неохотно, поэтому самые инициативные родители детей поколения альфа (рожденных после 2010 года) пробуют организовать собственный институт образования ребенка внутри семьи, самостоятельно определяя, как и чему учить.

Это касается как направлений, которые традиционно считаются дополнительными, так и основных предметов. В тренде — как в России, так и в Европе — отдавать ребенка в сад позже, проводить больше времени со своими детьми, а школьное обучение заменять на пул репетиторов».

В традиционных обществах учителя — это пожилые, уважаемые и харизматичные члены социума, мудрецы, к которым всегда можно обратиться за советом. На протяжении истории для того, чтобы стать учителем, нужно было пройти долгое обучение, эта профессия считалась престижной. Сейчас это не так: образование стало доступным для всех и больше не является чем-то особенным, элитным и престижным.

Учитель: от фактов к методу

Большая часть людей в нашем обществе получила школьное и университетское образование, а узнать что-то новое как никогда просто: есть интернет, всевозможные курсы, доступ к книгам. К тому же знания накапливаются с каждым годом всё быстрее, и один человек уже просто физически не может всё запомнить и знать.

Поэтому теперь мы всё больше осознаем нашу потребность в наставниках — тех, кто не столько передаст нам конкретную информацию (которая и так скоро изменится), сколько научит обращаться с этой информацией, действовать в постоянно меняющемся мире и мыслить самостоятельно.

Недостаток этого острее всего чувствуют современные взрослые — отсюда бум на блогеров, менторов и коучей. Мы хотим учиться — это одна из базовых биологических потребностей. В будущем, когда непрерывное обучение станет нормой, кажется логичным организовывать гибкую систему менторства на всех уровнях работы: один и тот же человек может выступать одновременно и ментором для одного, и учеником для другого.

Современная система образования пока плохо успевает за этими трендами и всё еще сосредоточена на знаниях учителя о предмете: нам важно, чтобы учитель математики отлично решал тригонометрические уравнения, а учительница музыки знала все произведения Чайковского.

Но мир изменился: любую информацию можно найти за пару секунд в интернете, поэтому на первый план выходят практические навыки, критическое мышление и эмоциональный интеллект.

В связи с этим одними из главных учительских компетенций станут умение выстраивать отношения с учениками и эмоциональный интеллект. Учителя будущего — это скорее перформеры, коучи и популяризаторы знаний, которые благодаря играм, дискуссиям и эмоциональному вовлечению вызывают интерес к новым знаниями, а не сухо пересказывают то, что уже и так известно.

Маргарита Литовская:

«По данным PeW, западные дети, рожденные после 2010 года (поколение альфа), будут жить в более расово и гендерно разнообразном обществе, чем их предки. Четвертая промышленная революция автоматизирует многие рабочие места, но появятся и совершенно новые „человеческие“ профессии. Поэтому родители-миллениалы делают ставку на развитие цифровых и креативных способностей у своих детей. Альфы пользуются технологиями с первых лет жизни и не ощущают границ в самом широком смысле, их часто характеризуют словами „омниканальность“ и „диверсификация“.

Кроме того, родители альф считают важным развитие life skills: любознательности, умения адаптироваться, лидерских навыков.

Внедрение цифровых технологий и методов развития soft и life skills вместо зубрежки конкретных знаний — главный тренд в образовании уже сейчас».

Сможет ли ИИ преподавать?

Если искусственный интеллект научится эмпатии, а мы сможем избавиться от эффекта зловещей долины (робот, который выглядит и действует как человек, у нас вызывает страх и неприязнь, а не симпатию), возможно, нас ждут и такие учителя. А пока можно помечтать об искусственном интеллекте, который будет подстраиваться под наши образовательные нужды.

Сейчас люди в основном негативно относятся к персонализированной рекламе: мы знаем, что подобранная специально под нас лента соцсетей настроена на то, чтобы как можно дольше удержать нас на сайте, а не на то, чтобы научить нас чему-то новому.

Но что если мы будем оптимистами и представим будущее, в котором персонализация и умение удерживать наше внимание используются для того, чтобы мы эффективнее учились? И тогда нас ждут персонализированные учебники и задания.

Кроме того, искусственный интеллект мог бы определять пробелы в наших знаниях и персонализировать содержание курса и книг, как это уже сейчас делают некоторые приложения для изучения языков. И, конечно, искусственный интеллект мог бы помочь учителям справляться с административными задачами и тем самым дать им больше времени для творческого взаимодействия с учениками.

Сергей Жданов:

«Очень возможно, что в будущем у каждого человека появится персонализированный ИИ-помощник, который станет сопровождать его с самого рождения. ИИ будет собирать данные о развитии младенца, определять наилучшие варианты реализации способностей дошкольника и показывать пробелы в знаниях школьников, чтобы помогать педагогам лучше понимать детские потребности и вырабатывать индивидуальных подход. В подростковом возрасте такие ИИ-помощники станут помогать людям осваивать навыки, востребованные на рынке, так что можно будет работать, не окончив школу (если таковая вообще останется).

Если у каждого будет свой личный ИИ-репетитор, учитывающий все его потребности и особенности, то люди смогут эффективнее находить подходящую работу и стремительно менять квалификацию во взрослом возрасте. С точки зрения экономики развитие персонального образовательного „ИИ-коучинга“ — очень выгодный курс: ведь рынку нужны не дипломы, а владение конкретными навыками и определенные личные качества».

Итак, какое же будущее у нас получилось?

Не останется никакого специального возраста для учебы: люди будут учиться всю жизнь — и, главное, получать от учебы, подстроенной под их интересы и нужды, удовольствие.

В обучении людей будущего станет больше практики и связей с реальной работой. Образовательные институты выйдут за границы конкретных институций: наши потомки будут учиться и онлайн, и офлайн, а различные компании начнут выпускать своих учеников в мир с уважаемыми дипломами.

Нас ждут персонализированный образовательный контент и полностью индивидуальный подход, а также (наконец-то!) эмоционально здоровые отношения с учителями.

А о каком будущем образования мечтаете вы? Поделитесь в комментариях, какой сценарий кажется вам наиболее вероятным.

Источник

Студенты это будущее каждой страны