Угрозы безопасности стран европы

5 главных политических угроз для Евросоюза

Жители стран, входящих в Евросоюз, не чувствуют себя в полной безопасности. Об этом свидетельствует доклад, подготовленный Европейским советом по международным отношениям (ЕСМО). Он был составлен на основании интервью с политиками и членами аналитических сообществ, а также проведенных обширных исследований в области политических документов, академического дискурса и анализа средств массовой информации.

В докладе сказано, что в настоящее время ЕС сталкивается с угрозами безопасности с востока и юга, и не может полностью рассчитывать на союзника на Западе. Ведь президент США Дональд Трамп неоднократно пренебрегал международными соглашениями и нормами, которые важны для европейцев.

А вот топ-5 самых страшных из предполагаемых угроз для стран-участниц Евросоюза.

5. Неконтролируемая миграция в страну

Восточные и южные европейцы особенно обеспокоены неконтролируемой миграцией в свои страны. Словения, Австрия, Венгрия, Болгария, Греция, Мальта и Италия рассматривают ее как самую значительную угрозу, с которой они сталкиваются.

Основной страх заключается не в том, что террористы попадут в Европу через миграционные маршруты (хотя некоторые из опрошенных выразили озабоченность и этим), а скорее в том, что миграция создаст разрушительные политические последствия в ЕС. Проблемы, на которых акцентировали внимание большинство респондентов, представляющих 17 государств-членов ЕС, заключаются в неспособности правительств их стран контролировать количество и тип беженцев, прибывающих в Европу.

4. Внешнее вмешательство во внутреннюю политику

Эстония является одним из двух государств-членов ЕС, которые рассматривают внешнее вмешательство во внутреннюю политику как самую значительную угрозу своей безопасности. Другой страной, заявившей об этом, является Литва. Со своими соседками согласна и Латвия, которая помимо внешнего вмешательства во внутренние дела еще опасается кибератак.

3. Ухудшение международного институционального порядка

Люксембург видит ухудшение международного порядка, основанного на жестких правилах, как главную угрозу своей безопасности

В Дании также обеспокоены потенциальным распадом Европейского союза и ухудшением международного порядка.

Важную роль в негативных ожиданиях европейцев играет и грядущий «Брексит» Великобритании. Почти две трети респондентов опроса предположили, что уход Великобритании из ЕС окажет негативное или очень негативное влияние на их безопасность.

2. Государственный крах или гражданская война в соседнем государстве

Эта угроза — одна из самых страшных для таких государств как Великобритания, Польша, Греция, Испания, Румыния, Словакия, Хорватия и Кипр. В случае с Польшей опасение вызывает возможный крах государственности Украины, хотя в качестве самого страшного противника рассматривается Россия. Присоединение Крыма к России в 2014 году и последующая эскалация конфликта на востоке Украины только подтвердили это восприятие.

Польша — единственная из стран-членов ЕС, для которой межгосударственная война является главной угрозой безопасности. Чтобы подготовиться к этой возможности, польское правительство решило модернизировать вооруженные силы, хотя эта программа идет не слишком быстро.

1. Кибератаки

Возможность кибератаки является самой страшной предполагаемой угрозой в 2018 году. Особенно этого боятся крупные и (или) успешные государства-члены Евросоюза (такие как Дания, Бельгия, Франция, Германия, Испания, Швеция и Великобритания). Эта озабоченность, вероятно, основывается на осознании зависимости их обществ от оцифрованных систем, поскольку эти страны широко рассматриваются как лидеры по кибер-вопросам в ЕС.

• Франция и Швеция добились значительного прогресса в разработке кибер-стратегий.
• Дания была первой страной-членом Евросоюза, которая решила назначить посла по цифровым технологиям.
• А потенциальная потеря кибер-сотрудничества с Британией после «Брексита» вызывает беспокойство среди государств-членов ЕС.

Респонденты, опрошенные, ЕСМО, заявили, что есть угрозы, важность которых может уменьшиться к 2028 году. В их число входят:

• межгосударственная война с участием их страны или союзников;
• дезинтеграция ЕС;
• нарушение энергоснабжения;
• финансовая нестабильность.

Они ожидают, что в ближайшие десять лет все другие угрозы станут более серьезными.

Страшнее России страны нет

В список трех самых страшных международных угроз по мнению опрошенных ЕСМО европейцев входят джихадисты, Россия и международные криминальные группы, а также Северная Корея. Респонденты, участвовавшие в исследовании ЕСМО, ожидают, что эти угрозы будут сохраняться, по меньшей мере, до 2028 года. Из-за событий, связанных с Крымским полуостровом, иностранцы стали по-иному воспринимать Россию, рассматривая ее как одну из главных угроз современности.

Страх перед терроризмом сильнее всего в крупных странах и в государствах, недавно переживших террористические атаки (Великобритания, Франция, Испания, Германия, Дания и Бельгия).

Страх перед Россией наиболее силен на востоке (Эстония, Румыния, Литва, Польша и Финляндия), хотя и Германия с Англией расценивают ее как потенциальную угрозу.

Эстония и Литва особенно обеспокоены возможностью российского вмешательства в их внутренние дела.

Источник

Угрозы безопасности стран европы

© Н.А.Баранов

Тема 8. Европейская безопасность

Для того чтобы понять нынешнее состояние военно-политической безопасности в Европе, необходимо еще раз вспомнить о роли, которую этот континент играл в вопросах войны и мира в новой и новейшей ис­тории. На протяжении, по крайней мере, последних пяти столетий Ев­ропа являлась эпицентром самых крупных войн на континенте и регио­ном, страны которого оказывали мощное, часто определяющее влияние на развитие процессов в области безопасности в других частях мира. Континент сотрясали длительные и масштабные религиозные войны, войны за наследство корон, за передел территорий и сфер влияния, за господство на континенте. Европа была колыбелью двух самых крово­пролитных мировых войн и центральным театром военного противо­стояния в годы холодной войны. Европейские колониальные державы вели завоевательные войны в Латинской Америке, в Африке, на Даль­нем и Ближнем Востоке, влияли на интенсивность и характер войн в этих регионах.

Сегодня можно утверждать, что европейский континент превраща­ется в один из наиболее мирных регионов мира. При самом богатом во­ображении трудно представить вероятность в обозримой перспективе крупного вооруженного конфликта в Европе, хотя бы отдаленно напо­минающего войны, которые сотрясали ее прежде. Серьезно сократились и масштабы проекции европейской военной силы на другие континен­ты. Другие регионы мира, в первую очередь Ближний и Средний Вос­ток, Азиатско-Тихоокеанский регион, «отобрали» у Европы роль эпи­центра военно-политической напряженности, а Соединенные Штаты еще больше укрепили свои односторонние позиции центра глобального влияния на проблемы военно-политической безопасности в этих и дру­гих регионах мира.

Таким образом, можно предположить, что европейская безопасность приобретает новое качество, отличное от того, которое было присуще ей в годы холодной войны, да и на протяжении всей истории функцио­нирования Вестфальской системы. Вместе с тем было бы ошибочным рисовать исключительно радужную картину, не замечая тех угроз, кото­рые сохраняются или появляются на самом европейском континенте или при его взаимодействии с остальным миром.

1. Корни западноцентричной модели

Одними из главных факторов, оказавших влияние на нынешнее со­стояние европейской администрации, стали демократизация и интегра­ция его западноевропейского ядра. Именно эти два взаимосвязанных процесса были призваны нейтрализовать крайние проявления тради­ционного соперничества между западноевропейскими государствами, неизбежно приводившими к вооруженным столкновениям. Послевоен­ная демократизация Западной Германии, Италии, а затем Португалии, Испании создали общее поле политического взаимодействия с другими странами Западной Европы со сходными ценностями, институтами и предсказуемостью поведения. Этот процесс был дополнен формирова­нием системы экономической интеграции в рамках, которые привели к созданию Европейского Союза в его нынешнем виде. Экономическая взаимозависимость способствовала предотвращению межгосударствен­ных вооруженных конфликтов. В годы холодной войны наличие обще­го противника в лице СССР и общего союзника в лице Соединенных Штатов также содействовало нейтрализации межгосударственных кон­фликтов, которые могли бы перерасти в военное противостояние. Та­ким образом, уже в годы холодной войны в Западной Европе сформи­ровалась подсистема межгосударственной безопасности, качественно отличавшаяся от той системы взаимных угроз, военных противостоя­ний, гонок вооружений, открытых вооруженных конфликтов и дипло­матических усилий по их урегулированию, которая существовала на протяжении веков. На этом пространстве перестала работать реалполитическая логика неизбежного межгосударственного соперничества в борьбе за национальное могущество и безопасность за счет соседних за­падноевропейских государств.

Эти процессы имели объективный характер. Но одновременно при­сутствовало и осознанное стремление правящих элит и народов возвес­ти как можно более надежные преграды, которые не позволили бы этому субрегиону снова откатиться к традиционному состоянию межгосудар­ственного соперничества и конфликтности друг с другом. Опасения на этот счет вспыхнули с новой силой на завершающем этапе холодной войны. Исчезновение общего противника и блоковой дисциплины гро­зило подъемом традиционных националистических устремлений от­дельных государств. Особая тревога в этом плане возникла в связи с объединением Германии, которая, как предполагали некоторые, могла вновь стать на путь национального самоутверждения и реванша, что было чревато формированием традиционных противоборствующих ко­алиций западноевропейских государств. Известно, что Великобритания и Франция, а также ряд других западноевропейских стран серьезно опа­сались поспешного, по их мнению, присоединения ГДР к ФРГ. В боль­шой степени именно опасения такого рода явились одной из главных причин формирования консенсуса об ускоренном процессе дальнейшей интеграции и создания густой сети надгосударственных институтов Европейского Союза. Поэтому одной из движущих сил европейской безопасности является стремление стран региона гарантировать невоз­вращение к прошлому межгосударственному соперничеству.

Ряд западноевропейских стран борется с длительными и серьезны­ми внутренними конфликтами , которые временами достигают уровня вооруженного насилия с элементами терроризма. Речь, прежде всего, идет о проблемах Ольстера, Страны Басков, Корсики. Сохраняются и межгосударственные территориальные споры, например, между Вели­кобританией и Испанией вокруг проблемы Гибралтара. В последнее время имеет место обострение отношений между мусульманским и ко­ренным населением, например, во Франции, Германии. Но все эти про­блемы остаются локальными и не превышают уровня напряженности, который невозможно было бы понизить с помощью политических, по­лицейских или дипломатических инструментов. Весьма болезненные для отдельных стран, эти конфликты не выходят на тот уровень, когда они могут представить угрозу общеевропейской безопасности.

Таким образом, на рубеже 1990-х годов уже существовало оформив­шееся в рамках ЕС и европейского крыла НАТО ядро государств, отноше­ния между которыми определялись алгоритмом мирного взаимодействия. Одним из главных вопросов обеспечения его внешней безопасности яв­лялась судьба дальнейшего взаимодействия с Соединенными Штата­ми. При некоторой оппозиции со стороны Франции большинство госу­дарств, составляющих западноевропейское ядро, определенно выбрали курс на сохранение стратегического союза с США. Это объяснялось желанием сохранить американский военный «зонтик», компенсирую­щий несовершенные возможности европейцев по обеспечению безопас­ности в более широкой европейской зоне. Такая позиция усиливалась очевидным стремлением Соединенных Штатов сохранить свои позиции в Европе. Уделяя особое внимание неизбежным противоречиям между США и Европой в будущем, не следует забывать о существующей меж­ду ними общности либеральных ценностей, институтов и интересов, что обеспечивает сохранение довольно прочной общей политической базы даже в отсутствии общего противника.

Формирование сегодняшней системы военно-политической безопас­ности в Европе происходило также под влиянием остаточной логики холодной войны и сохранения неуверенности относительно возможно­го поведения сначала СССР, а затем и Российской Федерации . Суще­ственно повлияли на эти процессы череда вооруженных конфликтов на Балканах, представлявших серьезный вызов будущей системе европей­ской безопасности, а также наметившееся стремление ряда стран Вос­точной и Центральной Европы связать свою дальнейшую судьбу с за­падноевропейским ядром и Соединенными Штатами. Включение пос­ледних в западноцентричную систему безопасности создавало опасность формирования разделительной линии этой системы с Российской Фе­дерацией, что не могло не вызвать противодействия последней.

Рассматривались различные модели общеевропейской безопаснос­ти по архитектурным проектам строительства «единого европейского дома» от Атлантики до Урала или на более широком пространстве от Ванкувера до Владивостока с включением Западной и Восточной Евро­пы, Соединенных Штатов и Российской Федерации. Движение в этом на­правлении было организационно и политически подкреплено учрежде­нием инфраструктуры Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Но параллельно развивалась западноцентричная модель европейской безопасности , которая со временем начала оттеснять паневропейскую модель ОБСЕ на периферию. Системообразующими стерж­нями западноцентричной модели стали НАТО и ЕС, лидером в процессе ее создания выступили Соединенные Штаты. При расхождениях по ряду вопросов между США и западноевропейскими странами им все же уда­лось сформировать довольно устойчивый консенсус относительно фи­лософии будущей системы европейской безопасности.

В истории европейской безопасности после окончания холодной войны можно выделить процессы, развивавшиеся вокруг четырех авто­номных и в то же самое время взаимосвязанных проблемно-территори­альных комплексов . Член-корреспондент РАН В.Барановский опреде­ляет их как западный «полюс стабильности», «Россия плюс» (под «плюсом» имеется в виду окружение РФ из числа стран СНГ), «проме­жуточную зону» Центральной и Восточной Европы с «западным векто­ром» и «мягкое подбрюшье Европы» в районе Балкан и Юго-Восточ­ной Азии [1] . Становление новой системы европейской безопасности протекало во взаимодействии, а нередко и противодействии таких ин­ститутов, как НАТО, ЕС, ОБСЕ, а также двустороннего канала НАТО — Российская Федерация.

2. Процессы реформирования и расширения НАТО

Одна из главных проблем, стоявших перед государствами, входя­щими в западноевропейский «полюс стабильности», после достижения принципиального согласия относительно целесообразности сохранения НАТО заключалась в том, как приспособить эту организацию к новым стратегическим реалиям, возникшим после распада Организации Вар­шавского договора, Советского Союза и крушения коммунизма на пост­советском пространстве.

В 1991 г. в Риме была принята новая стратегическая концепция НАТО , центральным положением которой было признание того факта, что отражение крупномасштабного вооруженного нападения больше не является главной задачей альянса. Был зафиксирован отказ от концеп­ций тотальной войны на восточном направлении. В соответствии с но­вой концепцией и Договором об обычных вооруженных силах в Европе примерно на одну треть были сокращены вооружения и вооруженные силы НАТО. Из Европы было выведено около 80% тактического ядер­ного оружия. Численность вооруженных сил США в Европе сократи­лась с 300 тыс. до примерно 100 тыс. человек. Резко был понижен уро­вень боеготовности соединений. Таким образом, существенно сократился потенциал сдерживания или ведения полномасштабной войны на вос­точном направлении, что являлось основным содержанием деятельнос­ти НАТО в годы холодной войны.

Хотя об этом не говорится прямо, но НАТО по-прежнему остается гарантом европейско-атлантической безопасности в маловероятном, но не исключающемся на сто процентов случае возрождения военно-поли­тического противостояния теперь уже с Российской Федерацией. О со­хранении такой озабоченности свидетельствует избыточный для реше­ния всех других задач альянса состав вооруженных сил, сохранение его «ядерной сцепки» в виде размещенных в Европе американских такти­ческих ядерных вооружений, крупных военных баз, а также реализация мер доверия и договоренностей по обычным вооруженным силам пре­имущественно в биполярном формате «Запад — Россия». В деятельнос­ти НАТО на восточном направлении «по умолчанию» сохраняется ло­гика долгосрочного планирования, исходя из принципа «наихудшего сценария», который полностью не исключается. Зеркальный сценарий озабоченности относительно потенциальных возможностей НАТО, даже при отсутствии каких-то конкретных намерений использовать их про­тив РФ, часто присутствует в высказываниях российских политиков и военных. Однако эта остаточная биполярность представляла собой слишком слабый рациональный резон для сохранения и развития НАТО.

НАТО продемонстрировала свою сохраняющуюся значимость для Западной Европы уже при объединении Германии, сохранение которой в коллективной структуре этого альянса рассматривалось соседями уси­ливавшейся Германии как дополнительная гарантия против также ма­ловероятного, но не исключавшегося возрождения немецкого реваншиз­ма. Считалось, что выход уже объединенной Германии из НАТО и превращение ее в нейтральное государство в меньшей степени отвечает снятию таких озабоченностей со стороны ее соседей. По мнению мно­гих европейцев, наиболее весомой гарантией кооперативного поведения Германии в будущем будет сохранение ее в системе сдержек НАТО. 12 сентября 1990 г. в Москве был подписан Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии , в соответствии с которым вос­станавливался ее статус суверенного государства, а права бывших окку­пационных держав (СССР, США, Великобритании и Франции) прекра­щали свое действие. Важно отметить, что германская сторона и ее союзники обязаны воздержаться от размещения на постоянной основе на территории восточных земель Германии (бывшей ГДР) иностранных вооруженных сил, ядерного оружия или его носителей. В результате эта часть ФРГ де-факто получила особый статус, в определенной степени, зоны, «автономной от НАТО». Сохранение Германии в рамках НАТО на тот момент снимало и одну из самых острых проблем времен холод­ной войны, а именно вопрос о незыблемости ее восточных границ, в пер­вую очередь послевоенной границы между Германией и Польшей.

Более существенным основанием для сохранения НАТО могли по­служить задачи нейтрализации новых угроз и коллективных действий по укреплению измерений безопасности, отличных от тех, которые аль­янс был призван решать в годы холодной войны. Концепция НАТО 1991 г. уже содержала попытки нащупать новые функции, как полити­ческого, так и военного характера. Речь шла о возможности применения контингентов НАТО для кризисного реагирования, включая межэтни­ческую вражду и территориальные споры в евро-атлантической зоне. На том этапе еще не исключалась вероятность использования таких кон­тингентов во взаимодействии с ОБСЕ.

Возможность для демонстрации такой востребованности НАТО по­лучила в связи с чередой неконтролируемых, крупномасштабных вспы­шек насилия в ходе распада Социалистической Федеративной Респуб­лики Югославии . Западноевропейские страны оказались неготовыми к урегулированию балканского кризиса без американской помощи. Не давали результатов и дипломатические усилия, предпринятые западно­европейцами, Россией и Соединенными Штатами. Вашингтон исполь­зовал кризис на Балканах для продвижения осознания необходимости сохранения НАТО и своей лидирующей роли в альянсе. Но нельзя не признать и того, что западноевропейские члены союза, включая Фран­цию и Германию, охотно согласились с этим. Силовое давление на участ­ников балканского конфликта, прежде всего на Белград, применение вооруженной силы сначала в Боснии и Герцеговине, а затем и в связи с ситуацией вокруг Косово осуществлялось структурами НАТО и преж­де всего наиболее боеготовой их частью — вооруженными силами США в Европе.

НАТО оказалась главной силой, которая взяла на себя ответственность и за послекризисное поддержание мира в Боснии и Герцего­вине, Македонии, Косово . Это признала ООН, а в конечном счете после резких возражений и при значительном числе оговорок вынуждена была принять как свершившийся факт и Россия. В результате задача по уре­гулированию кризисов и послекризисному поддержанию мира была включена в свод новых функциональных задач НАТО. Но выполнение такой задачи уже не предусматривало взаимодействия с ОБСЕ.

Именно в ходе операций по нейтрализации балканского очага НАТО начинает реализовывать, а затем закрепляет доктринально концепцию деятельности этой организации за пределами своей традиционной гео­графической зоны . С момента создания НАТО, до использования ее под­разделений в Боснии и Герцеговине, зона ответственности альянса строго ограничивалась территориями государств-членов. Союзнические обя­зательства не распространялись на их вооруженные силы, находящиеся или вовлеченные в боевые действия в других регионах мира, например, в Корее, Индокитае, на Ближнем Востоке или в Африке. Только нападе­ние на территорию государств-участников могло активировать обяза­тельства по статье 5 Вашингтонского договора 1949 г. о взаимной помо­щи. Действия же на Балканах выходили за эти географические рамки.

Еще более существенным направлением усилий по формированию НАТО-центричной системы европейской безопасности стал процесс расширения этой организации на восток. Эпилогом к этому стала про­грамма «Партнерство ради мира» (ПРМ), принятая Советом НАТО в начале 1994 г., которая была адресована индивидуально всем участни­кам ОБСЕ, не являвшимся членами НАТО. В качестве основных целей ПРМ были заявлены следующие задачи:

Ø продвижение принципа граж­данского контроля над вооруженными силами,

Ø обеспечение транспарент­ности военных бюджетов,

Ø способность и готовность вносить вклад в миротворческие операции,

Ø совместное проведение учений для отработ­ки операций по поддержанию мира, поисковых и спасательных опера­ций.

Индивидуальные программы в рамках ПРМ заключили с НАТО государства Центральной и Восточной Европы, страны СНГ, в том чис­ле и РФ , а также группа нейтральных стран Западной Европы.

Параллельно с созданием широкой, но «тонкой» по глубине взаи­модействия сети ПРМ НАТО запускает процесс расширения на восток за счет включения в структуру организации новых членов. Надо ска­зать, что этот процесс был движением навстречу определенно выражен­ному уже в первые годы после окончания холодной войны стремлению ряда стран Центральной и Восточной Европы интегрироваться в евро­пейские и атлантические экономические и политические институты. Двенадцать стран (Албания, Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Маке­дония, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Чехия, Эстония) зая­вили о своем стремлении вступить в НАТО. В конце 1996 г. Совет НАТО принял принципиальное решение о начале процесса расширения альянса .

Кандидатам был поставлен ряд условий , выполнение которых мог­ло бы открыть им дорогу в НАТО. Политические условия касались не­обходимости завершения демократических реформ, обеспечения прав национальных меньшинств, урегулирования оставшихся территориаль­ных споров с соседями, достижения безусловного гражданского конт­роля над вооруженными силами. В этой связи была сформулирована идея о том, что НАТО выполняет не только военную, но и политичес­кую функцию «распространителя» демократических ценностей и ин­ститутов, стабилизатора внутриполитической ситуации стран Централь­ной и Восточной Европы. Военные условия касались главным образом обеспечения совместимости вооруженных сил стран-кандидатов и чле­нов НАТО. В первую волну расширения были включены Венгрия, Польша и Чехия. В апреле 1999 г. после ратификации соответствующих прото­колов они стали полноправными членами НАТО.

Первая волна расширения НАТО совпала с проведением в Вашинг­тоне юбилейного саммита НАТО, на котором была принята «Новая стра­тегическая концепция», развивавшая концепцию, принятую в Риме в 1991 г. Она закрепляла указанные выше основные параметры реформи­рования альянса после окончания холодной войны:

Ø перенос акцента с коллективной обороны на урегулирование кризисных ситуаций,

Ø выход за пределы традиционной зоны ответственности,

Ø расширение НАТО,

Ø усиление политической деятельности по продвижению демократии.

В последующие годы НАТО продолжила и наращивала динамику из­менений по этим направлениям. В 2003 г. НАТО распространила свою деятельность уже за пределы евро-атлантической зоны, взяв на себя функ­ции по обеспечению стабильности в Афганистане в рамках созданных под эгидой ООН Международных сил содействия безопасности в Аф­ганистане. Постановка задач по участию в глобальных коалициях, при­званных укреплять режим нераспространения ОМУ и бороться с меж­дународным терроризмом, еще больше расширила географическое поле действия НАТО.

В апреле 2004 г. в НАТО была принята вторая группа из семи государств : Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Сло­вения, Эстония. Учитывая, что большинство кандидатов второй волны с натяжкой отвечало требованиям предварительного завершения демок­ратических реформ, альянс взял на себя функцию продвижения таких реформ в каждой из стран уже после их приема.

Можно констатировать, что НАТО удалось довольно успешно ре­формироваться, не только сохранить, но и существенно упрочить свое место в системе европейской безопасности, сохранить евро-атлантичес­кую связку. Вместе с тем в последние годы наблюдается определенное отчуждение между европейским компонентом НАТО и США. Это объяс­няется перенесением Соединенными Штатами акцента своей военно-политической деятельности в другие регионы мира, усилением одно­сторонности поведения Вашингтона, а также нежеланием или ограни­ченными возможностями европейских союзников следовать в фарватере американской стратегии, особенно за пределами Европы. Отмечая эту очевидную тенденцию, не следует бы ее утрировать, поскольку ряд чле­нов НАТО, прежде всего Великобритания, Италия, новые восточноев­ропейские члены альянса, проявляют, хотя и в индивидуальном каче­стве, более ярко выраженную готовность поддерживать стратегию Соединенных Штатов, чем Франция, Германия, Бельгия и ряд других государств. Вместе с тем нельзя не замечать и долгосрочную тенденцию определенной «автономизации» всего европейского компонента НАТО.

3. Европейский Союз в системе европейской безопасности

Изменение стратегической обстановки и новый этап экономической и политической интеграции в Европе поставили вопрос о «европейской идентичности» — автономной от США роли западноевропейских стран в области военно-политической безопасности. Уже в Маастрихтском договоре 1992 г. о создании Европейского Союза в качестве одного из но­вых направлений деятельности этой организации был выделен комп­лекс сотрудничества в вопросах «Общей внешней политики и политики в области безопасности » (ОВПБ) и предусматривалось «возможное фор­мирование совместной оборонной политики». Речь шла не о создании отдельной и независимой от НАТО структуры, а о придании европей­ским государствам некоторой автономии в решении проблем безопас­ности. Главный вопрос заключался в степени этой автономии. Часть ев­ропейских государств, прежде всего Франция, стремились к максимизации, а другая часть, например Великобритания, — к миними­зации такой автономии. Соединенные Штаты видели в автономии преж­де всего средство повышения материального вклада европейцев в евро­пейскую и глобальную безопасность, опасаясь одновременно усиления центробежных тенденций, которые могли ослабить сцепку между Ев­ропой и Северной Америкой, ограничить их лидирующую роль в этих отношениях. Поэтому США выдвинули встречную идею формирова­ния такой автономии в качестве «европейской опоры» НАТО во взаи­модействии с Западноевропейским союзом (ЗЕС), который тогда рас­сматривался в качестве будущей «военной руки» ЕС.

Западный союз был создан в 1948 г. Бельгией, Великобританией, Люк­сембургом, Нидерландами и Францией. После создания НАТО выполне­ние военных обязательств ЗС было передано НАТО. В 1954 г. после вступ­ления в него ФРГ и Италии организация была переименована в Западноев­ропейский союз (ЗЕС). После длительного нахождения в «запасе» ЗЕС был реактивирован в конце 1980-х годов именно как возможный механизм со­здания «европейской опоры» НАТО.

В начале 1990-х годов после присое­динения Греции, Испании и Португалии в ЗЕС входили почти все на тот момент (кроме Турции) европейские члены НАТО. Часть членов Европей­ского Союза являлись одновременно членами НАТО и ЗЕС, а другие по­зднее либо вступили в ЗЕС, либо получили статус ассоциированного члена или наблюдателя. На протяжении 1990-х годов процессы формирования европейской военно-политической «идентичности» протекали одновремен­но в структурах НАТО, ЗЕС и ЕС и во взаимодействии между ними. С не­которым упрощением картину их взаимодействия можно изобразить сле­дующим образом: ЕС и НАТО формулировали свои принципиальные позиции по проблеме «европейской идентичности», а в рамках ЗЕС, кото­рый представлял ЕС в иной ипостаси, они дорабатывались и реализовывались.

В конце 1990-х годов функции и наработки ЗЕС в этом плане пере­шли к ЕС, который с того времени самостоятельно занимается этой проблематикой и напрямую взаимодействует с НАТО. Что же касается ЗЕС, то он снова, как и в 1954 г., был отодвинут в «запас».

На начальной стадии, а особенно при анализе возможных путей ре­агирования на серию кризисов на Балканах стали очевидными несколь­ко фундаментальных проблем, стоявших на пути формирования авто­номной «европейской идентичности» в сфере безопасности. Военный потенциал большинства европейских стран существенно отставал от уровня вооруженных сил США. Это в первую очередь относилось к высокоточному оружию, отсутствию у европейцев космического эше­лона, необходимого для его применения, ограниченных возможностей по переброске войск, слабой совместимости национальных контингентов вооруженных сил. Медленно осуществлялась реформа вооружен­ных сил для участия в операциях нового поколения. Сохранялись, по утверждению критиков, и «иждивенческие настроения» времен холод­ной войны — стремление решать проблемы европейской безопасности за счет американцев. Отсутствовала и коллективная политическая воля принять на себя значительно большую долю ответственности, что неиз­бежно потребовало бы повышения расходов на оборону. Некоторые аме­риканские политики утверждают, что европейцы «не только не хотят умирать за собственную безопасность, но и платить за нее». Поэтому на начальных этапах основные импульсы формирования «европейской идентичности» в сфере безопасности исходили из структур НАТО.

Уже в 1993 г. была выдвинута концепция « Многонациональных опе­ративных сил» для осуществления миротворческих и гуманитарных миссий, которые можно будет применять под эгидой НАТО и ЗЕС. Впер­вые был сформулирован принцип, согласно которому такие силы могут быть «отделяемы, но не отдельны» от инфраструктуры НАТО. Появи­лась и идея предоставления европейцам возможности контроля над опе­рациями НАТО, собственное участие в которых Соединенные Штаты сочли бы нецелесообразным. В 1996 г. на берлинской встрече министров иностранных дел НАТО был сформулирован проект, получивший на­звание « Европейская идентичность в области безопасности и обороны». Он предусматривал возможность передачи с согласия всех государств- членов НАТО (в том числе, естественно, и США) «Многонациональ­ных оперативных сил» под командование ЗЕС для выполнения мирот­ворческих и гуманитарных миссий.

Параллельно в рамках ЗЕС шла проработка тех задач, которые дол­жны решаться автономными силами европейцев. В 1992 г. на встрече в Петерсберге (Германия) ЗЕС сформулировал новые задачи, которые получили название «Петерсбергские миссии ». Они включали три типа задач:

Ø традиционное миротворчество;

Ø спасательные и гуманитарные операции;

Ø кризисное урегулирование, включая превентивные действия по предотвращению конфликтов и принуждение к миру.

Особенно важ­ными были последние задачи, выполнение которых могло потребовать ведения боевых операций. Для выполнения «Петерсбергских миссий» в 1993 г. было создано подчиняющееся ЗЕС шеститысячное совместное франко-германское соединение «Еврокорпус», в которое позже вошли и военнослужащие из Бельгии и Испании.

ЕС со своей стороны развивал правовую базу «европейской иден­тичности», поддерживая концептуальные проекты, разрабатываемые ЗЕС во взаимодействии с НАТО. Так, Амстердамский договор 1997 г. закрепил и развил заявленную еще в Маастрихте задачу укрепления и совершенствования механизма «Общей внешней политики и политики в области безопасности» (ОВПБ). С этой целью Амстердамский дого­вор наделил ЕС новыми функциями по урегулированию международ­ных кризисов. Они позволяли ЕС принимать политические решения (на условиях единогласия), которые могли уполномочить ЗЕС на проведе­ние миротворческих операций. Кроме того, Амстердамский договор пре­дусматривал создание поста «Высокого представителя ЕС по общей внешней политике и политике в области безопасности».

При обсуждении вопросов международной безопасности с другими странами ЕС, как правило, представляет «тройка», состоящая из высокого представителя, в ведении которого находятся преимущественно функции в сфере военно-политической безопасности, комиссара по внешним связям (члена исполнительного органа — Европейской комиссии), функции кото­рого фокусируются больше на сфере дипломатии, и министра иностранных дел страны, председательствующей в ЕС на протяжении шести месяцев на основе ротации. В последние годы пост высокого представителя ЕС по об­щей внешней политике и политике в области безопасности занимает Кэтрин Эштон.

Но в Амстердаме не удалось преодолеть существенного разногла­сия между членами ЕС относительно собственных самостоятельных, без посредничества ЗЕС, действий по формированию «европейской иден­тичности» в сфере безопасности. Это объяснялось тем, что ряд стран, прежде всего Великобритания, настаивали на сохранении «промежуточ­ной» роли ЗЕС во взаимодействии с НАТО и формировании автоном­ной «европейской идентичности». Ее позиция с учетом особо близких «специальных отношений» с США объяснялась опасениями, что наде­ление такими функциями ЕС напрямую может привести к слишком большой степени такой автономии. Другие страны, в первую очередь Франция, выступали за ликвидацию такого промежуточного звена и передачу функций ЗЕС Евросоюзу.

В декабре 1998 г. на встрече между премьер-министром Великобри­тании Тони Блэром и президентом Франции Жаком Шираком в Сен-Мало (Франция) английская сторона сняла свои возражения против передачи проблематики «европейской идентичности» непосредствен­но в ведение ЕС без посредничества ЗЕС. Этот поворот отражал общую философию нового лейбористского правительства в пользу более реши­тельной поддержки всех процессов европейской интеграции. Было по­ложено начало ускоренному формированию «Общей европейской поли­тики безопасности и обороны » (ОЕПБО), которая была призвана конкретизировать более узкую сферу безопасности в « Общей внешней политике и политике в области безопасности» (ОВПБ). Договореннос­ти в Сен-Мало являются рубежными для процесса формирования авто­номной «европейской идентичности» в сфере безопасности.

В 1999 г. ЕС утверждает философию ОЕПБО и принимает решение о начале создания собственных « Европейских сил быстрого реагирова­ния » численностью до 60 тыс. человек. Их предназначение — выполне­ние всего спектра «Петерсбергских миссий». Предусматривалось также создание командно-штабной инфраструктуры вооруженных сил ЕС : Комитета по политике и безопасности и Военного комитета (в составе начальников военных штабов стран-участниц). Формируется также полицейский потенциал для развертывания в кризисных точках.

В 2003 г. была осуществлена первая практическая операция воору­женных и полицейских сил ЕС. Они сменили силы НАТО в Македо нии , которые с 2001 г. осуществляли миротворческую миссию в ходе урегулирования конфликта между правительством этой страны и воо­руженными отрядами македонских албанцев . В 2003 г. полицейская миссия ЕС заменила полицейские силы ООН в Боснии и Герцеговине . Наконец, в декабре 2004 г . контингент европейских вооруженных сил «ЕВРОФОР» заменил натовский контингент «СФОР», осуществляв­ший задачи стабилизации в Боснии и Герцеговине .

Анализируя результаты длительного и сложного процесса форми­рования автономной «европейской идентичности», некоторые евроскептики утверждают, что «гора родила мышь». Действительно, задача фор­мирования «Европейских сил быстрого реагирования» к 2005 г. не выполнена , командно-штабные структуры не созданы . Даже те весьма ограниченные операции, которые силы ЕС взяли на себя на Балканах, выполняются при поддержке НАТО. Но еврооптимисты указывают на то, что ЕС удалось преодолеть серьезные разногласия среди европей­цев, патерналистское отношение со стороны США и НАТО, наметить долгосрочный курс на развитие автономной «европейской идентичнос­ти» в сфере безопасности . Иракский кризис и усиление одностороннос­ти в поведении США, казалось бы, должны были усилить процессы автономизации «европейской идентичности». Но этого не случилось, поскольку между европейскими государствами не было единства и по этим вопросам.

В настоящее время среди европейских членов НАТО и членов ЕС идет сложный процесс обсуждения места и роли Европы в формирова­нии более широкой глобальной системы безопасности и оптимального реагирования на новые вызовы международного терроризма и распро­странения ОМУ.

4. Балканы и европейская безопасность

Исторически Балканы заслужили свое нарицательное название «по­роховой бочки» как регион напряженности, разобщенности, конфликт­ности , которые периодически угрожали стабильности и безопасности всей Европы. Острый рецидив этих процессов при распаде СФРЮ и вспышке анархии в Албании в очередной раз поставил Балканы в эпи­центр проблем европейской безопасности. Преодолеть самую острую фазу балканского кризиса 1990-х годов удалось в основном путем внеш­него вооруженного и политического вмешательства в конфликт со сто­роны США и их западноевропейских союзников по НАТО . Российская стратегия мирного урегулирования балканской проблемы была востре­бована ими лишь частично как дипломатическое средство завершения фазы открытой вооруженной борьбы.

Несмотря на то что открытая фаза интенсивных и крупномасштаб­ных вооруженных конфликтов к концу 1990-х годов была завершена и в основном оформилась новая территориально-государственная карта региона, ситуация на Балканах далека от стабильности . Внутренние эко­номические проблемы, политическая неустойчивость постсоциалисти­ческого устройства, межэтническая и религиозная напряженность, про­блемы переселенцев, беженцев, наказания обвиняемых в военных преступлениях, довольно высокий уровень организованной преступнос­ти сохраняют взрывоопасность в регионе на довольно высоком уровне . Трудно идет процесс стабилизации в Албании . Этническое и религиозное измерение албанского фактора — сохраняющаяся тенденция к «собира­нию» албанцев вокруг «Великой Албании» — проецируется на большин­ство постюгославских государств и несет в себе угрозу новых территори­альных переделов и вооруженных столкновений. Правда, в последнее время на смену ей приходит модель сохранения компактного прожива­ния албанского населения в нынешних территориально-государствен­ных границах при предоставлении им большей автономии . Менее по­пулярной становится и идея присоединения Косово к Албании.

Вместе с тем на Балканах начинают образовываться островки ста­бильности и развития . Словения , избежавшая участия в вооруженном распаде СФРЮ, успешно преодолела переходный этап, принята в НАТО и ЕС. На протяжении последних нескольких лет заметна существенная стабилизация экономической и внутриполитической ситуации в Хор­ватии , также взявшей курс на интеграцию в ЕС и НАТО и вступившей в НАТО в 2009 г. вместе с Албанией . Властям Ма­кедонии при помощи контингента НАТО, а затем ЕС удалось преодо­леть серьезный кризис 2001 г., когда в западных районах страны, где компактно проживали албанцы, вспыхнули боевые действия между се­паратистами и славянским населением. Расширение автономии албан­ского меньшинства смягчило межэтническое противостояние , хотя дол­госрочная перспектива этой проблемы остается неопределенной.

По-прежнему самой острой в регионе является проблема края Ко­сово , которое в 2008 г. объявило о своей независимости и выходе из состава Сербии.

В 2006 г. Черногория вышла из государства под названием «Югославия» и стала самостоятельным государством.

В новом государстве Босния и Герцеговина, разделенном согласно Дейтонским соглашениям 1995 г. почти поровну на два территориаль­ных образования (Сербскую республику и Мусульмано-хорватскую федерацию) с автономными структурами для каждого из этих образо­ваний и довольно слабыми общими институтами (президентом и госу­дарственным советом), единство де-юре и относительно мирное со­существование между двумя частями поддерживается в основном миротворческими и полицейскими силами ЕС. Но возобновление от­крытой вооруженной конфронтации между ними маловероятно.

Многие сходятся в том, что ЕС и НАТО удалось снять значитель­ную часть остроты кризиса на Балканах. Трудный и неоднозначный про­цесс дальнейшего умиротворения этого района Европы осуществляет­ся в основном в заиадноцентричной орбите. В качестве основных инструментов используются международные миротворческие и поли­цейские силы в наиболее опасных точках, массированная экономичес­кая помощь, содействие созданию демократических институтов граж­данского общества. Следует отметить и тот факт, что сегодня соседние страны, окружающие наиболее проблемные узлы Балкан, являются чле­нами НАТО или ЕС, или одновременно обеих организаций.

Возможность рецидивов вооруженных конфликтов на Балканах ни в коем случае нельзя исключать. Но нельзя не отметить и того, что эта вероятность сокращается, а ЕС и НАТО имеют мощные инструменты, накопили опыт и демонстрируют политическую волю для противодей­ствия угрозам европейской безопасности, которая может исходить с Балкан.

5. Российская Федерация в процессах европейской безопасности

Определение нынешней роли РФ в формировании новой системы европейской безопасности проходило под влиянием ряда крупных факторов . Крушение коммунизма, начало внутренних реформ в России и в большинстве стран Центральной и Восточной Европы закрепляли сме­ну парадигмы отношений между западом и востоком европейского кон­тинента от конфронтации к поиску путей сотрудничества. После мно­гих десятилетий в принципе восстанавливалась историческая роль России как естественного и влиятельного участника взаимодействия на всем европейском континенте в конструктивном ключе. Одновременно работали факторы, ограничивающие масштаб влияния России на евро­пейские процессы: снижение экономического и военного ресурса, про­тиворечивость процессов внутреннего реформирования, внутриполити­ческая борьба вокруг формирования понятия «национальные интересы», в том числе и на европейском направлении.

Помимо этого перед РФ стояли серьезные задачи обеспечения ком­плексной безопасности в Азии и на юге, которые далеко не всегда впи­сывались в более ограниченный рамками одного континента круг инте­ресов других европейских государств. С различной долей искренности противники более энергичного включения России в систему европей­ской безопасности утверждали, что в таком случае европейцам придет­ся взять на себя ответственность за обеспечение безопасности на вос­точных и южных границах РФ. Еще одним существенным фактором, влиявшим на подходы РФ к европейской безопасности, являлось об­щее состояние российско-американских отношений, которое кроме ев­ропейской тематики определялось более широким спектром взаимодей­ствия по глобальным проблемам и в двустороннем плане.

Западные участники имели несопоставимо больший экономический, военный и идеологический ресурс , который как магнит притягивал стра­ны Центральной и Восточной Европы. Мощная динамика постепенно­го, но неуклонного процесса формирования западноцентричной, а не общеевропейской модели европейской безопасности при лидирующей роли США, а затем и ЕС если не целенаправленно, то объективно огра­ничивала участие России в этих процессах. Существуют различные оцен­ки мотивации такой стратегии: от утверждений о том, что она была осоз­нанно направлена в первую очередь на подрыв безопасности России, до доводов, согласно которым сегодняшняя ситуация явилась побочным продуктом формирования западноцентричной модели европейской бе­зопасности, которая в максимальной степени отвечала интересам ЕС и Соединенных Штатов, в основном путем сохранения и развития НАТО.

Существенным первым вкладом России в завершение холодной вой­ны и начало формирования новой философии европейской безопаснос­ти стал вывод советских, а затем российских войск из Германии, Венг­рии, Чехословакии и Польши. Это было одновременно и шагом доброй воли, и акцией, которой не было альтернативы после объединения Гер­мании и распада Организации Варшавского договора. Трудно предпо­ложить, что выдвижение в тот момент дополнительных условий, напри­мер, о нейтрализации и выводе ФРГ из НАТО или нерасширении НАТО на восток могло кардинально изменить дальнейшее, известное нам се­годня течение процессов формирования европейской безопасности.

Основными узлами конфликтности между Россией и западными странами относительно формирования новой европейской безопаснос­ти были вопросы общей ее концепции, расширения НАТО и разреше­ния конфликтов на Балканах .

Как отмечалось, РФ будущая европейская безопасность представ­лялась в конфигурации «общего европейского дома» на смыкающемся евразийско-евроатлантическом пространстве от Ванкувера до Владиво­стока без перегородок между основной массой европейцев, североаме­риканцев и «ассоциированными соседями» в структуре СНГ во главе с Россией. В качестве несущего каркаса общеевропейского дома Москва видела структуру ОБСЕ, дополняемую такими модулями, как НАТО, СНГ, ЕС, ЗЕС. Подобная геометрия открывала бы возможность нала­живания новых, в первую очередь экономических отношений с Запад­ной Европой и восстановления потерянных было позиций в Централь­ной и Восточной Европе. Как представлялось в самом начале 1990-х годов, западные страны разделяли такую концепцию. Именно этим объясняется довольно спокойная реакция РФ на натовскую программу «Партнерство ради мира» и на постановку вопроса о возможном вхож­дении некоторых стран Центральной Европы в НАТО. Как известно, в совместном заявлении российского и польского президентов от 25 авгу­ста 1993 г. отмечалось, что стремление Польши вступить в НАТО в прин­ципе «не противоречит интересам других государств, включая Россию».

Однако уже через короткое время РФ высказалась против намерений членов Вышеградской группы (Венгрии, Польши и Чехии) добиваться принятия в НАТО и в принципе против расширения НАТО. Противоре­чия по этому вопросу стали еще более острыми после того, как на Брюс­сельском саммите НАТО в начале 1994 г. лидеры альянса заявили, что они «ожидают и приветствуют расширение НАТО», а спустя несколько дней президент США Билл Клинтон разъяснил, что теперь вопрос «не в том, примет ли НАТО новых членов, а в том, как и когда это будет сделано». Последовавшая длительная и ожесточенная дипломатическая и инфор­мационная борьба Москвы против расширения НАТО не увенчалась ус­пехом. Попытки использовать противоречия между США и западноевро­пейцами, предпринять нажим путем публичного обсуждения возможных «адекватных несимметричных» контрмер военно-политического характера существенных результатов не дали. В 1997 г., когда стало очевидным, что решение о вступлении Венгрии, Польши и Чехии в НАТО предрешено, РФ была вынуждена пойти на компромисс.

27 мая 1997 г. лидерами государств—членов НАТО и российским президентом был подписан «Основополагающий акт о взаимных отно­шениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией североатлантического договора ». НАТО заявила, что не имеет «намерений, планов и причин» размещать на территории новых стран-членов ядерное оружие, а также существенно увеличивать арсе­нал обычных вооружений в Центральной и Восточной Европе. Это был серьезный шаг навстречу России, но такая формулировка не полностью закрывала возможность изменения позиции альянса, например, в слу­чае изменения «причин». РФ, в свою очередь, признала, что любое го­сударство (фактически имелись в виду страны ЦВЕ) имеет право выби­рать способ укрепления собственной безопасности и у нее нет права вето на решения НАТО. Однако было заявлено, что она не снимает возраже­ний по поводу расширения альянса. Для углубленного взаимодействия между РФ и НАТО создавался Постоянный совместный совет, призван­ный реализовывать в конкретных проектах стратегию «стабильного и долгосрочного партнерства».

Однако отрицательная динамика в отношениях между РФ и НАТО не была переломлена. Более того, эти отношения еще сильнее обостри­лись и достигли пика напряженности в связи с косовским кризисом. Резкая реакция Москвы на действия НАТО в связи с этим кризисом объяснялась рядом соображений. Прежде всего, в связи с тем, что они были предприняты в обход Совета Безопасности ООН, а следователь­но, представляли угрозу действующему международному праву и ущем­ляли права РФ как постоянного члена Совета Безопасности. Кроме того, односторонние действия НАТО на Балканах еще больше ограничивали участие РФ в решении ключевых проблем европейской безопасности. Наконец, этот район имел существенное значение для России с учетом ее исторической роли на Балканах, а также в связи с особыми отноше­ниями со славянским народом Сербии, исповедующим православие.

Хотя Москва сыграла существенную роль в дипломатическом уре­гулировании конфликта, нельзя забывать, что оно было достигнуто в основном на условиях, продиктованных НАТО. Показательной для со­стояния отношений РФ и НАТО сразу после дипломатического урегу­лирования была предпринятая Москвой самостоятельно, без согласо­вания с НАТО уже упомянутая переброска небольшого российского мобильного подразделения из Боснии и Герцеговины, где оно выполня­ло миротворческие функции, в район аэродрома города Приштина в Косово, хотя этот район не входил в согласованную зону ответственно­сти, отведенную для российских миротворцев. Только сдержанность бри­танских офицеров на местах, не выполнивших приказ американского ко­мандующего генерала Кларка остановить этот «бросок на Приштину», предотвратила весьма вероятное прямое столкновение между российски­ми и натовскими военными, чреватое серьезнейшими последствиями.

На протяжении длительного периода отношения между РФ и НАТО были заморожены . Российские представители не участвовали в работе Постоянного совместного совета Россия—НАТО. Эта пауза была прерва­на лишь вследствие изменения глобальной стратегической обстановки, ког­да после 11 сентября 2001 г. на передний план резко выдвинулись задачи борьбы с международным терроризмом и распространением ОМУ, а так­же взятого Россией курса на сотрудничество в этой борьбе с США и Евро­пой. Вместе с тем возникала необходимость активизации отношений с НАТО для поиска нового механизма взаимодействия в свете надвигавшей­ся второй волны расширения этой организации. Эти соображения и пре­дыдущий опыт предопределили более спокойное отношение Москвы ко второй волне расширения НАТО, хотя РФ по-прежнему придержива­лась своей принципиальной позиции, считая расширение контрпродук­тивным для упрочения европейской безопасности. На этот раз акцент был сделан на задаче совершенствования механизма взаимодействия между РФ и НАТО в новых условиях.

28 мая 2002 г. в Риме на саммите руководителей 19 государств—чле­нов НАТО и РФ было заявлено о «новой эре» в отношениях Россия—НАТО , открывающей возможности для «консультаций, совместных решений и совместных действий». Одновременно был учрежден Совет Россия — НАТО , призванный заменить созданный в 1997 г. Постоянный совмест­ный совет Россия—НАТО. Новизна алгоритма функционирования со­зданного Совета заключалась в том, что все члены его будут вовлечены в совместное обсуждение проблем с момента их постановки и в приня­тии решений в «национальном качестве», т.е. без предварительного се­паратного согласования между членами НАТО и представления затем западной консолидированной позиции на переговорах с российскими представителями, как это было в прошлом Постоянном совместном со­вете. Была существенно расширена и стартовая повестка дня взаимо­действия РФ — НАТО за счет включения в нее, например, таких про­блем, как оценка террористической угрозы, нераспространение ОМУ, регулирование кризисов. Новый механизм взаимодействия позволил смягчить сохраняющиеся разногласия на момент второй волны расши­рения НАТО, сделать более содержательным процесс взаимодействия. Но не следует и переоценивать «магию» новой структуры, поскольку успешность ее функционирования зависит, главным образом, от поли­тической воли участников.

Вторая волна расширения НАТО обострила некоторые аспекты вза­имодействия между РФ и НАТО , поскольку впервые в нее были вклю­чены уже не только бывшие члены Варшавского пакта, но и бывшие со­ветские республики (Латвия, Литва, Эстония). Обеспокоенность вызывают и намерения передислоцировать ряд баз НАТО из стран За­падной Европы на территорию новых членов альянса, а также обсужде­ние с некоторыми государствами Центральной и Восточной Европы планов размещения элементов передового базирования новой создавае­мой американцами системы ПРО. Хотя в Вашингтоне и Брюсселе заве­ряют, что эти мероприятия имеют целью большей реориентации НАТО на юго-восточное направление (Ближний и Средний Восток), Москва не может не испытывать обеспокоенности относительно того, что они объективно создают новую военно-политическую ситуацию в непосред­ственной близости у западных границ РФ и других стран СНГ

В целом можно констатировать, что, несмотря на серьезные расхож­дения по некоторым принципиальным вопросам строительства новой системы безопасности в Европе и возникновение серьезных кризисных ситуаций на пути реализации западноцентричной модели, Россия в итоге сохранила в основном конструктивное взаимодействие с этой системой.

В Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), являющуюся с 1995 г. продолжательницей учрежденного в 1975 г. Сове­щания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), входит 55 государств Большой Европы, в том числе те, которые образовались на постсоветском пространстве. Она сыграла важную роль в развитии мер доверия, сокращении обычных вооружений, военно-политической стабилизации на континенте на завершающем этапе холодной войны. Однако с течением времени военно-политические функции ОБСЕ были оттеснены с центрального поля европейской безопасности, которое за­нял указанный выше западноцентричный комплекс во главе с НАТО и ЕС. Больший удельный вес в работе ОБСЕ стали занимать политичес­кие, социальные и экономические вопросы, тематика прав человека, на­пример, наблюдение за проведением выборов, соблюдением прав наци­ональных меньшинств и т.п.

Тем не менее, за ОБСЕ сохраняется часть важных функций, касаю­щихся сферы военно-политической безопасности. Прежде всего, она остается центральным форумом по проведению новых переговоров по укреплению мер доверия и контролю над вооружениями. Именно под эгидой ОБСЕ продолжает реализовываться инициированный еще на завершающей фазе холодной войны комплекс мер доверия, касающий­ся предварительных уведомлений о военных учениях, о крупных пере­движениях войск, обмена наблюдателями и инспекторами. В ведении этой организации остается комплекс задач по выполнению и совершен­ствованию Договора об обычных вооруженных силах в Европе. В 1999 г. на саммите ОБСЕ в Стамбуле были приняты адаптированный ДОВСЕ и Хартия европейской безопасности.

Особое место в деятельности ОБСЕ занимает проблематика кон­фликтных ситуаций в зоне ответственности этой организации . Под ее эгидой функционирует так называемая Минская группа, имеющая це­лью поиск компромиссного решения по проблеме Нагорного Карабаха. Миссии ОБСЕ направлялись в зоны конфликтов с целью политическо­го мониторинга, поощрения контактов между конфликтующими сторо­нами, например, в Боснию и Герцеговину, Косово, Чечню после заклю­чения Хасавюртовских соглашений 1996 г., в районы Грузии, граничащие с Чечней.

В последнее время деятельность ОБСЕ все больше оказывается в тени других структур, действующих в сфере безопасности, она выпол­няет важные, но все же вспомогательные функции. При этом удельный вес политической сферы деятельности все больше превалирует над сфе­рой безопасности. В географическом плане поле активности ОБСЕ все больше смещается на восток Европы. По этим причинам в последние годы РФ все настойчивее ставит вопрос об изменении взгляда на ОБСЕ как на инструмент «обслуживания интересов отдельных государств и группировок» и возвращении к концепции создания неделимого обще­европейского пространства безопасности с едиными для всех принци­пами и правилами.

При сохранении определенных разногласий, трений и потенциаль­ных кризисных узлов сложившуюся после окончания холодной войны систему европейской безопасности, особенно в сравнении с положени­ем дел в других регионах мира, можно охарактеризовать как одну из са­мых стабильных и институционально оформленных.

[1] Барановский В. Г. Меняющаяся Европа // Современные международные отношения и мировая политика. С. 506-515. С подробным анализом этой проблематики под углом зре­ния отношений между США и европейскими странами можно также познакомиться в мо­нографии: Троицкий М.А. Трансатлантический союз (1991-2004). М„ 2004. С. 144-213.

Источник