Путешествие по Нуристану (01)
До самого недавнего времени наиболее замкнутым, неисследованным районом во всем Афганистане оставался Нуристан, не только нетронутый в агрономическом и ботаническом отношениях, но даже не изученный достаточно географически. Нашей экспедиции предстояло проникнуть в еще неизвестные места.
Вступив в Бадахшан в октябре 1924 г. со стороны Ханабада, наша экспедиция обнаружила здесь на полях, в районе, примыкающем к Памиру, у Зибака и Ишкашима на высоте 2,5—3 тыс. м появление в большом количестве оригинальных разновидностей мягкой пшеницы с упрощенной структурой листьев (без язычка и ушков). Такие формы были найдены нами впервые в 1916 г. в пределах отечественного Бадахшана. Эти любопытные для ботаника разновидности мягкой пшеницы известны только в этой области. Ясно было, что, углубляясь дальше по направлению к Читралу, в Нуристан, можно до некоторой степени понять загадку таких пшениц.
16 октября 1924 г. мы взяли прямое направление к Центральному Нуристану из Зибака на Искатуль, Санглич. Ввиду полной неизученности этого края, насколько знаем, впервые пройденного из европейцев нашей экспедицией, приводим по дневнику описание пути из Бадахшана в Нуристан.
Зибак расположен на высоте 2750 м над уровнем моря и, так же как и Ишкашим, состоит из ряда кишлаков, бедных деревень, разбросанных по горным долинам на расстоянии нескольких километров друг от друга, заселенных бледнолицыми таджиками, говорящими на фарсидском языке. В каждом кишлаке имеется свой арбоб (староста). Управление всем Зибаком сосредоточено у хакима, проживающего в одной из деревень. Земледелие здесь типичное для горных оседлых таджиков. Посевы поливные. Постройки из камней. Сеют пшеницу, лен, бобы, из которых готовят похлебку. Возделывают и голый ячмень, немного пленчатого ячменя, кормовую чечевицу, горох, просо. Для освещения идет масло из шаршама (сурепки). Прутья кустарников, особенно облепихи, обмазывают смолотыми маслянистыми семенами и употребляют как свечи.
Климат Зибака суровый. Поэт Ага-и-Мирза Шир-Ахмед пишет о Зибаке следующее: «Нигде нет таких снегов и ветров, как в Зибаке зимой, такой стужи нет ни в каком другом месте под небосводом. Как будто ковром из ваты покрыта вся земля: ни горы, ни равнины не свободны ото льда, и нигде ни листка. 3—4 месяца продолжается зима в других краях, 8 месяцев тянется она в этом месте. Днем и ночью у жителей этого края по бедности нет другой пищи, кроме сухого хлеба да бобовой похлебки. Заболеет кто — нет ни лекарств, ни врачей. Постричь кому голову — нет цирюльника». Подробнее см.: Бурхан-уд-Дин-Хан-и Кушкени. Каттаган и Бадахшан / Пер. с перс. Под ред. проф. А. А. Семенова. Ташкент, 1926.
Население бедное. Одежда ужасающая. Несмотря на холод, люди полуголые. Чай пьют за отсутствием сахара с солью [18]. Встретили выбитые на камнях простые рисунки таджика-художника, изображающие лошадь и баранов.
Путь идет вдоль бурных горных речек, проходимых в широких местах, часть пути по оврин-гам, т. е. уступам в отвесных скалах и кручах. Заросли шиповника. Высшая точка подъема на пути к Сангличу — 3350 м. Выходим на тропу, ведущую из Бадахшана в Пешавар через Читрал. Встречаем купца-индуса, везущего ковры из Мазари-Шарифа в Читрал. Санглич, на высоте 3380 м, расположился у предела культуры. Здесь вызревает только ячмень. Иногда сеют пшеницу, но она редко вызревает. Сеют горох и чину, но они тоже не всегда вызревают и идут обыкновенно на зеленый корм.
Из Санглича после ночлега 17 октября направляемся к перевалу Мунджан (Магнаул) мимо военного поста Санглич-Бандар на высоте 3340 м. В 12 км к юго-востоку от Санглича дорога разветвляется: одна ветвь идет на Читрал к Пешавару, другая через Нуристан к Асмару. За постом начинается легкий, почти незаметный подъем по мягкому грунту. Через два часа достигаем высшей точки перевала — 4070 м. В стороне виден ледник с мореной у основания.
Почти на самой вершине — заросли дикого фиолетового многолетнего ячменя и смородины. Спускаемся в кишлак Магнаул, расположенный на высоте 3340 м. И здесь те же пшеницы с упрощенными листьями (безлигульные разновидности); они здесь преобладают.
Источник
Авторское предисловие Н. И. Вавилова к книге (01)
Академик Н. И. Вавилов (кадр из фильма «Человек для человечества», фото fenixclub.com)
В 1938 г. вышла чрезвычайно интересная книга, написанная нашим другом Дэвидом Фейрчайльдом, долгое время руководившим американской организацией по интродукции новых семян и растений при Департаменте земледелия. В этой книге, озаглавленной «Мир был моим садом» (The world was my garden: Travels of a Plant Explorer By ;airlhild. Charles Shribner’s, Sons. N. Y., 1938), Фейрчайльд дает обзор своих путешествий по всему земному шару и выполненной им огромной работы по сбору множества самых разнообразных растений.
Одновременно он описывает организацию использования Соединенными Штатами мировых растительных ресурсов на службе этой страны. Для США характерен большой размах этой работы и умение взять лучшее со всего земного шара. Фейрчайльд, Карльтон, Хансен, Мейер, Вестовер, Харланд, Цвингл и другие исследователи растительных ресурсов пересекали многократно по всем направлениям земной шар в поисках лучших растений, лучших сортов.
Появление книги Д. Фейрчайльда позволяет провести сравнение постановки интродукции в США и СССР.
Американский опыт интродукции дает много поучительного, но совершенно ясно, что в нем отсутствовала одна основная идея, которая неизбежно должна быть главенствующей в такого рода изысканиях, — идея ботанической географии, идея эволюции растительного мира, последовательности этапов, изменчивости в пространстве и во времени, свойственной культурным и диким растениям. Соответственно в план наших экспедиций и путешествий было положено учение о происхождении культурных растений, об их эволюции; соответственно разрабатывались маршруты и проводились сборы. Сравнение работ в США и СССР свидетельствует, что удачной эклектике американских исследований противостоит систематическое ботаническое изучение нами очагов начального видообразования и дальнейших этапов расселения культурных растений.
В нашей стране правильная организация интродукции относится к советскому времени. Правда, еще в 90-х годах прошлого века большая экспедиция Удельного ведомства во главе с профессором А. Н. Красновым и агрономом И. Н. Клингиным провела впервые исследование субтропических ресурсов, но экспедицию интересовало главным образом ознакомление с культурой чая и получение чайных семян. Плоды этой первой серьезной интродукции ныне использует Советская страна в своих влажных субтропиках. Однако в целом еще в недалеком прошлом мы были все же скорее поставщиком растений в Новый Свет, заимствовавший чрезвычайно многое из нашей страны. Богатство полей Канады, Соединенных Штатов в значительной мере обязано хлебным злакам нашей страны. Сады Канады почти сплошь заняты русскими сортами яблонь,груш.
Источник
Авторское предисловие Н. И. Вавилова к книге (02)
Уже с первых лет наших исследований в области растениеводства нам стала совершенно ясной необходимость широкого подхода к мобилизации растительных ресурсов в целях их правильного использования для улучшения существующих культур и сортов. Исследования в области иммунитета сортов к болезням заставили нас испытать огромное количество образцов, собиравшихся из разных стран мира. Вскоре для нас стал совершенно очевиден случайный характер европейских коллекций, отсутствие какой-либо единой идеи в привлечении материала. Логически стало необходимым исследование растительных ресурсов Земли в их эволюции, в их расхождении из начальных очагов.
Первая скромная экспедиция автора в Иран в 1916 г. привела к открытию множества неизвестных науке разновидностей пшениц и ржи. Стала совершенно очевидной нетронутость растительных ресурсов Земли даже по важнейшим культурам; необходимость планомерного изучения культурных растений на местах их происхождения.
Чтобы улучшить сорта культурных растений, надо иметь необходимый «строительный материал», располагать исходными видами, сортами, использовать их в соответствующих районах для непосредственной культуры или взять у них наиболее ценные качества путем скрещивания.
В течение истекших двадцати лет (1919—1939, прим. сост.) личными исследованиями автора охвачена значительная часть территории земного шара. Подавляющее большинство культурных растений ведет начало из Азии, Южной Европы, Африки, Северной и Южной Америки. Австралия — единственный континент, который не знал земледелия до новейшего времени. Многие ценные растения, которые мы привлекаем в настоящее время из Австралии и Новой Зеландии, лишь в последнем столетии вводятся в культуру из состава богатой дикой флоры Австралийской области; таковы эвкалипты, акации, казуарины, новозеландский лен, декоративные древовидные вероники и другие растения Австралии.
Нас в отличие от американцев интересовали преимущественно растения умеренных зон. Огромные растительные богатства Южной Азии, Тропической Африки, Центральной Америки, Бразилии, к сожалению, лишь в ограниченном масштабе могут быть использованы в нашей стране. Советские субтропики более суровы, чем Южная Флорида, Пуэрто-Рико, Гавайские острова и Филиппины. Поэтому наши заботы были больше направлены на улучшение пшеницы, ячменя, овса, льна, зерновых, бобовых, которые составляют основу нашего растениеводства. Соответственно с этим был разработан план поисков. Основным стержнем была эволюционная идея, направление внимания прежде всего в область начального образования видов, прослеживание расселения с возможно полным охватом каждого вида в его эволюции. Нас интересовала не только родина культурных растений, нередко приуроченная к горным районам. Надо было знать также, что возделывает земной шар, что возделывают Аргентина, Соединенные Штаты, Канада и западноевропейские страны. Последовательно экспедициями были охвачены пять континентов.
Помимо нас в экспедициях принимал участие ряд научных работников Всесоюзного института растениеводства, проведших большие исследования. В особенности замечательные результаты дала длительная экспедиция С. М. Букасова и С. В. Юзепчука в Мексику, Центральную и Южную Америку в целях изучения картофеля, кукурузы и хлопчатника, а также экспедиции В. В. Марковича в Индию, на Цейлон и Яву и Е. Н. Синской в Японию.
В целом экспедициями охвачены почти все основные земледельческие районы земного шара, собран огромный материал, не уступающий количественным и качественным достижениям наших друзей в Соединенных Штатах. Маршруты доктора Фейрчайльда и наши совпадают лишь частично. Его влекли больше тропики, тропические острова с их богатейшей растительностью. По логике исследований нам пришлось больше внимания обратить на более суровые горные страны, нередко смыкающиеся с пустынями, на районы полупустынь и пустынь, где нередко в оазисах можно найти результаты большого труда земледельцев.
Мы отступим от обычного последовательного рассказа путешественника, охватывающего страну за страной. Длинный промежуток времени, большое количество стран, неизбежная эклектика в смысле очередности и трудности проникновения в ряд стран советскому исследователю вызывали отступления. Поэтому нам казалось более правильным в интересах и читателя, и освоения итогов, и знакомства со странами нарушить хронологию, объединить близкие территории.
Проникая в любую страну, хотелось сделать очень много, понять «земледельческую душу» этой страны, ее условия, освоить ее видовой и сортовой состав, взять из нее наиболее нужное и связать в единое целое данные этой страны с эволюцией мирового земледелия, мирового растениеводства. Географическая литература обширна, но каждый из нас видит разное в зависимости от того, через какой фильтр проходят факты, куда стремится исследователь. Естественным желанием автора было дать возможность читателю пробежать с ним огромные территории наиболее замечательных районов земли, где зарождалась, творилась и творится великая земледельческая культура. Где это было возможно, мы документировали виденное фотографиями, рисунками. Огромный материал, доставленный советскими экспедициями, частью уже занял советские поля, частью находится в работе селекционных станций, частью он послужил для понимания эволюции культурных растений, эволюции мирового земледелия. Автор попытался соединить трудно соединяемое — географию, ботанику, агрономию, историю культуры — в полном сознании того, что надо сделать много больше, чем сделано. Чем глубже и шире исследователь охватывает факты, тем более необъятны просторы дальнейшей работы — и аналитической и синтетической.
Источник
Вавилов путешествие по пяти континентам
• Стоматология метро пушкинская стоматологические клиники у метро пушкинская.
Академик Н. И. Вавилов
Химия и жизнь №10, 1987 г., с. 46-52
«Жизнь коротка, надо спешить». Николай Иванович Вавилов часто повторял эти слова, но не потому, что был склонен к мрачным предчувствиям. Работа, за которую он принялся смолоду, отдавая ей до 18 часов ежедневно, была действительно необъятной. Впрочем, это не обременяло веселого, поразительно выносливого человека, успевшего за четверть века обойти все населенные континенты нашей планеты.
Глагол «обойти» применим к большинству вавиловских путешествий в буквальном смысле слова: в поисках диких предков сельскохозяйственных растений, изучая истоки земледельческой культуры, исследователь углублялся в самые недоступные уголки Земли.
Публикуемые ниже отрывки из книги «Пять континентов» — рассказ об экспедициях в центральные районы. Азии, многие из которых были настолько мало изучены, что Вавилову и его спутникам приходилось выступать в роли не только ботаников, но и этнографов, врачей, географов. Не случайно вавиловские исследования Афганистана впоследствии были отмечены золотой медалью им. Н. М. Пржевальского! В книге (она в этом году переиздана небольшим тиражом в издательстве «Наука») впечатляет многое: и великолепное терпение, которое ученый демонстрировал в тяжелейших условиях, и чувство юмора, не покидавшее его ни при каких обстоятельствах, и неизменное уважение, с каким он отзывается о жителях «глубинки» тогдашнего мира, одаривших цивилизованное человечество лучшими сортами продовольственных культур.
Путешествия были тяжелой, но лишь начальной частью колоссальной работы, которую вели Николай Иванович и сотрудники созданного им в Ленинграде ВИРа — Всесоюзного института растениеводства. Каждый из доставленных в СССР сортов — а счет им шел на тысячи — подвергался детальному исследованию; их высевали, да притом сразу в нескольких районах страны, изучали их гибридизацию, разрабатывали на базе лучших новые, особо урожайные и устойчивые сорта.
Лихие «преобразователи природы» сначала шепотом, а потом и громко обвиняли ученого в «коллекционерстве», в отрыве от насущных надобностей села, однако налаженная Вавиловым система селекции и сортоиспытаний пережила не только бесчисленные скороспелые реформы, но и, увы, своего создателя. В 1940 году академик Николай Иванович Вавилов, вице-президент ВАСХНИЛ, президент Всесоюзного географического общества, был арестован по лживому обвинению.
Сотрудники ВИРа доказали, что они достойные наследники своего учителя. Коллекцию культурных растений — свыше 300 тысяч образцов — сберегли в условиях блокадного Ленинграда несмотря на то, что некоторые из ее хранителей умерли с голода. Она и поныне остается одной из лучших в мире.
25 ноября этого года — столетие со дня рождения Н. И. Вавилова. Публикуем отрывки из его книги и подборку фотографий.
Казалось бы, какое дело растениеводу, ботанику, искателю новых растительных культур до горных вершин и пустынь Центральной Азии — области, один из наиболее характерных районов которой — Памирское плато.
В отличие от классических географических схем европейских гор, включая и Кавказ, горы Юго-Западной и Центральной Азии характеризуются совсем иным явлением в смысле распределения осадков. В то время как по мере поднятия в горы на Кавказе количество осадков обычно увеличивается, количество осадков в Средней Азии, по Гиндукушу, на Памире, так же как и в Центральной Азии, на нагорьях Тибета, на Алтае с поднятием в горы уменьшается. К своему изумлению, путешественник попадает в горы-пустыни, в лучшем случае полупустыни. Среднее годовое количество осадков, по данным Памирского поста, 60 мм в год (для сравнения напомним, что для Москвы и Ленинграда среднегодовая норма осадков 500-600 мм). Что же делать на Памире растениеводу?
Поиски в Иране новых форм пшеницы показали, что в пределах Юго-Западной Азии, в странах, сопредельных с тогдашним Русским Туркестаном, мы подходим вплотную к истокам земледельческой культуры.
События 1916 г. были весьма неблагоприятными для путешествия на Памир. Произведенная царским правительством мобилизация киргизского населения вызвала восстание. Группы озлобленных киргизов после жестоких репрессий бежали в горы. Обращение к военному губернатору дать каравану военную охрану было встречено отрицательно. Генерал заявил, что время для научных путешествий мало подходящее, дать отряд в 15-20 казаков, по военному положению, он не был в состоянии, а прикомандировывать двух-трех казаков не было смысла. Нам было предложено отложить экспедицию до лучших времен или попытать удачи за свой риск и страх.
По обычаю того времени, путешествовавший по владениям бухарского эмира, куда относились припамирские территории, должен был явиться в Бухару с визитом в личную канцелярию его высочества и ходатайствовать о прикомандировании одного из чиновников для сопровождения экспедиции. Нам был направлен, по-видимому, небольшой чин, мирза-баши. Приставка мирза-баши свидетельствовала об учености, во всяком случае об умении свободно писать и читать. Объем (вес семь пудов) прикомандированного чиновника вначале внушал нам большие сомнения — насколько пригоден для путешествия по памирским кручам. По счастью, мирза-баши оказался неплохим спутником, хорошо знавшим места, куда направлялась экспедиция, умевшим организовывать караван и привычным к трудностям горных путешествий.
Вот и хан Кильды мирза-баши — чиновник эмира бухарского в дорожном костюме. Обычный халат его всех цветов радуги с огромными цветами и серебряным поясом был настолько великолепен, что, когда он явился ко мне в Коканд, где был отправной пункт, мне стало неловко и показалось, что не ему меня сопровождать, а мне его. По возрасту ему было лет 50. Меня смущало также, не отказался бы он ехать на перевал, где много надо идти пешком. Все оказалось лучше, чем я предполагал. Мирза-баши в Бухаре доставал сравнительно быстро и дешево лошадей, и наше движение им заранее извещалось волостным старшинам и старостам. Всегда были готовы приют и ночлег, иногда более чем удобные для Памира. Мирза-баши очень увлекся сборами и расспросами. Зная немного русский язык, он сошел за переводчика и вообще был недурным помощником. Путь на Карагушхана он кое-как перешел и только все время говорил, что за всю свою жизнь, объехав верхом всю горную Бухару, такого плохого места не видел.
Самая трудная проблема на Востоке — лошадиная в Бухаре оказалась сравнительно простой и после Персии, где мне перед этим пришлось почти три месяца мучиться чуть не ежедневно, здесь решалась дешево и просто. Вообще с въездом в Бухару все менялось к лучшему. Карагушхана и ледник Демри-Шаург еще находились в Фергане. В Бухаре путешествие становилось совершенно безопасным, так как, по рассказам моего чиновника в Коканде и Фергане, незадолго перед этим эмир бухарский разослал циркуляр всем бухарским губернаторам с серьезными угрозами, вплоть до повешения, если с русскими случится что-либо неприятное.
Н. И. Вавилов. 1939 г. Одна из последних фотографий
Переход оказался труднее, чем я мог предполагать, в то время еще неопытный путешественник. Военные карты были весьма мало удовлетворительны и могли служить только для общей ориентировки, тем более что пришлось идти необычным путем, пользуясь преимущественно знаниями местных проводников. Помощь мирзы-баши оказалась весьма существенной, в особенности в связи с трудностями в языках. Фергана говорит на узбекском языке. Киргизский язык проводников довольно отличен от узбекского, мы же направлялись в Таджикистан, говорящий на фарсидском (персидском) языке.
1911 год. Н. И. Вавилов — выпускник Московского сельскохозяйственного института (ныне Академия им. К. А. Тимирязева)
. Лица памирских таджиков добрые, приветливые, и в отличие от персов, с их болтливостью и вычурностью в самых простых обиходных разговорах, они просты и немногоречивы. Боязливости к европейцу совсем не чувствовалось. Люди одеваются преимущественно в светлое. Женщины в отличие от иранских и дарвазских селений не закрывают лица, хотя и стараются избегать мужчин. Ребятишки немного пугаются появления неизвестного с фотографическим аппаратом. У главы Горного Бадахшана — па-мирского губернатора — рушанского бека нам пришлось дважды останавливаться по пути. Здесь нас угощали «галисой» -, особым кушаньем из рубленой говядины, которое приготовляется только один раз в году. По просьбе моего чиновника мне пришлось поторопиться к этому угощению. За день вместо обычных 40-50 верст мы сделали 90 и успели на угощение к беку. В этот день все чиновники, волостные старшины и должностные лица получают в подарок цветные халаты. Получил халат и мой чиновник, который на этом празднике был одним из важных гостей.
1915 год, Н. И. Вавилов — сотрудник кафедры Д. Н. Прянишникова — с матерью и братом Сергеем Ивановичем, впоследствии президентом АН СССР
В смысле питания зерновым хлебом таджики стоят на низком уровне. По схеме Мауритио, составленной на основании сведений из многих стран, в эволюции питания имеются следующие фазы: 1) род похлебки, приготовляемой кипячением сырых или поджаренных зерен, 2) фаза каши — концентрированной похлебки, 3) фаза печения лепешек (без дрожжей), 4) приготовление дрожжевого хлеба из смешанного зерна, 5) фаза черного ржаного хлеба и 6) фаза белого пшеничного хлеба. Это только схема. Некоторые из первичных стадий питания сохранились, конечно, и в европейском обиходе, но в общем эта схема прогресса питания, по-видимому, верна. Некоторые страны Востока мало продвинулись по этой схеме и, по словам Мауритио, находятся на стадии каши. Таджики также мало продвинулись по лестнице Мауритио. На Памире главный вид питания — разного рода похлебки из гороха, ячменя, пшеницы, проса. Пекут преимущественно лепешки. Приготовление дрожжевого хлеба совершенно неизвестно.
Экспедиция в Афганистан. Проводники — жители села Вами. 1924 г.
Находки культурных растений на Памире превзошли все наши ожидания. Полное понимание этих находок стало возможным в результате большой последующей работы, сравнительного изучения культур путем посевов, исследования других стран, сопоставления развития всей мировой культурной флоры. Сущность генезиса этой культурной флоры вкратце такова: человечество в его трудных перипетиях существования в густозаселенных районах Юго-Западной Азии, включая и Среднюю Азию, давно уже принуждено было заселить малодоступные высоты. Горные районы Юго-Западной Азии, так же как и горы Африки, Кордильеры, центральноазиатские высоты, высокогорный Кавказ, заселены уже тысячелетия земледельческим населением. Спасаясь от притеснений, беднота направлялась в горы. Трудны были условия существования. Приходилось бороться за каждый клочок земли. Памирские поля представляют нередко участки в несколько метров; их приходится изолировать камнями, проводить воду. Все это требует огромного труда. По счастью, здесь достаточно тепла, света, воды. В условиях крайних высот, в изоляции, выработались замечательные, весьма продуктивные формы растений, отличающиеся скороспелостью, быстрым развитием, приспособленностью к снижению температур в ночное время.
Азиатский материк, занимающий наибольшее пространство, дал и наибольшее число культурных растений. Приблизительно около 70% видов всей культурной флоры, как показало ботанико-географическое исследование, ведет начало из Азии. На Новый Свет приходится приблизительно 17%. Австралия до прихода европейцев не знала культурных растений, и только в последнее столетие ее эвкалипты и акации начинают использоваться в культуре тропических и субтропических районов мира.
В 1916 г. нами было совершено первое путешествие в Азию для изучения культурных растений, охватившее территорию северной половины Ирана и примыкающих районов нашей Средней Азии. В том году, как известно, еще продолжалась мировая империалистическая война. Ведя наступление на Турцию, русские войска проникли в Иран, заняв значительную территорию на северо-востоке этой страны. Питание войск, размещенных в северных провинциях Ирана (Астрабадской, Мазендеранской и Гилянской), местным хлебом вызывало частые заболевания, своего рода опьянение. В целях выяснения причин этого явления Министерством земледелия был командирован автор этих строк, перед тем работавший в Закаспийской области по изучению сельскохозяйственных культур.
Экспедиция в Эфиопию. Н. И. Вавилов в обществе местного вельможи. 1927 г.
Исследование сортового состава пшениц Северного Ирана, преимущественно завезенных из европейской части России, обнаружило исключительную засоренность их ядовитым опьяняющим плевелом (Lolium temulentum L.), а также распространенность здесь фузариоза. Нередки были поля, где засорение плевелом достигало 50 %. Горячий хлеб, приготовленный из пшеницы, засоренной плевелом, к тому же пораженной фузариозом, вызывал известные явления опьянения («пьяный хлеб»). Причины заболевания оказались совершенно ясными, и соответственно были сделаны выводы о запрещении использования для продовольствия войск хлеба Северного Ирана.
В июне — июле воздух Внутреннего Ирана наполнен приятным запахом персидского клевера «шабдара», одного из наиболее распространенных кормовых растений Ирана. Огромные поля опийного мака чередуются с посевами пшеницы и шабдара. В горах около Мензиля мы встретили заросли дикого многолетнего льна со зрелыми семенами и, естественно, увлеклись сборами интересного растения, дойдя незаметно до сторожевых отрядов русских казаков, охранявших посты двигавшихся по направлению к Тигру войск. Наши занятия показались подозрительными сторожевому отряду, так же как, по-видимому, и внешний вид экспедиции. Мы были отведены на сторожевой пункт, где подверглись тщательному осмотру. Привычка, после учебы в Англии, писать дневники на английском языке и преимущественно иностранная справочная литература на немецком и английском языках вызвали чрезвычайные подозрения у начальства сторожевого пункта. Нас отвели в специальный «клоповник», объявив немецкими шпионами. Рвение усиливалось, по-видимому, высокой наградой за поимку такого рода деятелей — до 1000 рублей золотом. Поэтому все наши объяснения казались малоправдоподобными. Гербарий, пакеты с колосьями внушали большое подозрение, несмотря на специальный открытый лист Министерства иностранных дел, который был у нас на руках. Трое суток пришлось пробыть в заключении до выяснения телеграфным путем действительности наших документов.
Приключения только начинались. Неожиданные торжественные приемы в некоторых больших селениях, совершенно — незаслуженные церемонии и почести были явления малопонятные при моем тогдашнем плохом знании фарсидского языка. При выезде из одного селения наш маленький караван долго сопровождали целые толпы всадников. Неожиданно к нам обратились с каким-то огромным документом с сотнями приложенных персидских печатей — перстней. Это оказалась челобитная русскому царю на недопустимую тиранию губернатора провинции с ходатайством о смещении его. Назойливое вручение этой челобитной и трудность при незнании языка отделаться от ходатайств, по-видимому, чрезвычайно искренних, заставили для ускорения процедуры взять челобитную в карман, чтобы при случае передать ее русскому консулу.
Допытываясь у нашего переводчика, почему нас встречают с излишними церемониями, мало заслуженными, к удивлению своему, я от него узнал, что в своих интересах он объявил меня, русского ботаника, братом жены царя. Это, очевидно, способствовало удовлетворению его спекулятивных наклонностей, к чему уже с первых дней наметилась у него определенная тенденция. На каждом базаре шла неизменно какая-то продажа с постоянным увеличением багажа переводчика. Купленная винтовка в Мензиле была обменена на ковер, который затем был обменен на три ковра. Имущественный ценз рос с каждым днем. Пришлось серьезно подумывать о расставании с излишне проворным спутником.
Вот и Мешхед с его прекрасными лазоревыми мечетями! Крупный центр с огромными посевами замечательных по засухоустойчивости пшениц, не знающих равных себе в мире. Здесь несомненно один из древнейших очагов земледельческой культуры.
В изобилии произрастает около Мешхеда и дикий двурядный ячмень, засоряющий поля пшениц. Разнообразие состава сортов пшениц указывает на первобытный характер культуры. Здесь возделываются почти исключительно мягкие пшеницы.
Кончены сборы. Мы нашли очень много черноколосных мягких пшениц, но ни одной настоящей разыскиваемой нами «персидской пшеницы». Загадка «персидской пшеницы» разгадана была уже много позже. Основной областью ее возникновения оказался высокогорный Дагестан.
19 июля 1924 г. первая советская экспедиция вступила в пределы Афганистана по руслу р. Кушки, отделяющей нашу страну от Афганистана, и через пограничный пункт Чильдухтаран направилась в Герат. Таможенные церемонии задержали караван на сутки. Мы были малоподготовленны и не знали обычаев страны.
Неудачи пошли с самого начала. От переводчика, взятого в Герате, русского по национальности, пришлось отказаться из-за его, как вскоре выяснилось, незнания фарсидского языка и склонности к спиртным напиткам. Мне надо было немедленно приступить к совершенствованию своих языковых познаний, другого выхода не было. Встав рано утром, приходилось твердить скучную фарсидскую грамматику, к тому же по руководствам на арабском языке. Так или иначе, но это обеспечило минимум знаний разговорной речи и возможность обойтись в большей части пути без переводчика; в сложных же случаях мы пользовались помощью советских представителей в Герате, Меймене, Мазари-Шерифе и Кабуле.
Условия путешествия по Афганистану были довольно тяжелыми. По установленному для иностранцев порядку необходимо получать разрешение при переезде из города в город и к каждому прикомандировывается несколько афганских солдат для охраны, с отнесением расходов по содержанию конвоиров и лошадей за счет прибывшего. Само население хорошо вооружено. Оружие свободно продается во всех городах. Дороги в местах пересечения горными хребтами непроходимы для колес, и даже по указанным основным маршрутам сообщение возможно только караваном на лошадях, ишаках или верблюдах. При перевалах через Гиндукуш представлялось немало опасностей для каравана вследствие неразработанности путей. Экспедиции пришлось, между прочим, пройти и через перевал Саланг, которым, по преданию, некогда прошел Александр Македонский с войсками в Индию.
Пересекая горный хребет, спускаясь с Паропамизских гор, путник попадает в обширную возделываемую долину р. Герируда. Перед ним открывается как бы сплошное зеленое озеро — Гератская долина. Город слился с полем, минареты, мечети, кладбища перемешиваются с садами, полями. Собственно город за стенами — ничтожная площадь, ширина же долины доходит до 30 км около Герата, суживаясь к востоку и западу. Весь оазис представляет сплошную культуру. Одна деревня примыкает к другой, составляя как бы сплошной огромный город-сад, город-поле.
Здание ВИРа на Исаакиевской площади в Ленинграде. Ныне на его фасаде — мемориальная доска памяти Н. И. Вавилова
Пологие берега Герируда с алювиальными глубокими почвами, легко орошаемыми, способствовали созданию здесь интенсивной земледельческой культуры, напоминающей по типу хозяйства самые интенсивные оазисы Востока — Дамаск, Египет. Защищенный со всех сторон Гератский оазис несомненно в глубокой древности привлек к себе оседлое земледельческое население. Использовался каждый метр земли, доступной орошению. Густая сеть правильно распределенных арыков расходится из девяти магистральных каналов от Герируда, составляя немалое затруднение для доступа к городу. Наделы чрезвычайно малы, от половины — до одного гектара (от 2 до 5 джерибов) на хозяина, что заставляет еще более интенсифицировать хозяйство. Участки разбиты на мелкие клетки. Отдельные поля огорожены дувалами (земляными заборами). Широко практикуется применение удобрения. На улицах Герата и по деревням женщины и ребятишки старательно собирают навоз.
Для всей Гератской провинции, характерны голубятни, представляющие собой огромные сооружения с большим количеством отверстий для гнездования. Издали их можно принять за мечети. В одном Гератском оазисе их сотни, и они составляют характерный архитектурный признак Гератской провинции. Строятся голубятни не для разведения голубей, а главным образом для сбора голубиного помета, весьма ценимого как сильное удобрение.
. В стихах, посвященных Кабулу в официальной «Географии Афганистана», написано: «И тогда с неба принесли комок земли, и из него вырос Кабул. Ангелы, увидев Кабул, сказали: здесь лучше, чем на небе», а в других стихах еще более восторженно: «Каждая пядь земли Кабула дороже, чем весь мир».
Действительно, земля под Кабулом и в Кабуле очень дорога. Вокруг города исключительно интенсивное поливное земледелие с тщательным использованием каждой пяди земли. Кабульский оазис, расположенный на высоте 1760 м, создан в результате огромного количества труда, вложенного земледельцем. Пахотный слой в значительной мере создан искусственно. Пологие склоны гор, окружающих кабульский горный оазис, только в немногих местах покрыты маломощными наносами лёсса. По большей части они представляют каменистые плато. Поэтому у Кабула дорожат всяким клочком земли. Постоянно можно наблюдать, как люди копошатся у разрушенных построек или древних развалин, развозя на осликах землю на отдаленные поля. Даже из-под каменистых осыпей кирками выдалбливают тонкие землистые прослойки, лишь бы добыть землю для растения. Естественные же почвы большей частью засолены или заболочены.
Экскурсия вокруг города дала богатейший материал. Здесь все полно эндемов, начиная с пшениц, представленных в массе своеобразными карликовыми формами, неизвестными нигде в мире и составляющими особую группу, с прочной соломиной, трудно обмолачиваемых и очень продуктивных. Зерновые бобовые представлены большим разнообразием мелкозерных темноцветных форм, резко отличных от обычных европейских сортов. Много льна, сурепки. Пониже, в более теплых местах, возделывается и хлопчатник, обычно представленный типичными индийскими формами. Здесь уже чувствуется влияние Северной Индии, хотя еще отражается в значительной мере и близость к Средней Азии. Совершенно ясно было, что мы находимся в области развития оригинальной культурной флоры, при этом в суровых условиях. Интенсивное хозяйство указывало на древнюю культуру, на огромную роль векового отбора. Надо было продолжать поиски.
Мы разделили экспедицию на две части. Одна должна была добиваться разрешения пройти южным пустынным путем и вернуться в Герат через Кандагар, другая решила пройти наименее изведанным путем, по направлению к Памиру и Бадахшану.
. Базар Кандагара изумителен. Огромными грудами свалены крупные гранаты, равных которым нам не приходилось встречать нигде — ни в нашей стране, ни за ее пределами. Огромные кучи айвы, сушеного урюка, сливы, желтокорых дынь, круглых толстокорых арбузов. Огромное количество первоклассного винограда. Ряды аптекарских лавок (не менее 100).
Вот перед нами лекарь с огромной книгой в метр высотой. В ней заключены премудрости индийской медицины. Вокруг на полках расположены сотни бутылок и банок с всевозможными лекарствами — сушеными дикими арбузами-колоцинтами, сушеными насекомыми, сушеными лимонами. Каждая банка, каждая бутылка имеет свое название. Сюда со всей пустыни стекаются страждущие в поисках исцеления от всевозможных недугов.
Кончен трудный пятимесячный караванный путь. Пройдено 5000 км. Позади Нуристан, Гиндукуш, Султанбаквийская и Гильмендская пустыни. Открыты новые группы замечательных кабульских пшениц, в значительной мере понято происхождение культурной ржи из сорняков. Собран новый интереснейший материал по зерновым бобовым, масличным культурам, хлопчатнику, бахчевым, овощным культурам. Установлено несомненное вхождение исследованной области в древние очаги земледельческой культуры, в Ира-но-Туркестаискую область, отчасти в Индийский древнейший очаг земледельческой культуры. 7000 образцов семян направлены в Институт растениеводства, где они будут изучаться, высеваться в разных условиях. Из них несомненно ряд форм окажется полезным для тех или других районов Советской страны.
24 декабря садимся в поезд и направляемся через Мерв в Самарканд и дальше, в Ташкент. В ночь на 25 декабря пересаживаемся с кушкинской железнодорожной ветки на ташкентскую магистраль. Темная ночь. Направляясь в вагон-ресторан, неожиданно проваливаюсь в пустое пространство между вагонами и. к счастью, повисаю на буферах. Оказывается, во время присоединения кушкинских вагонов к ташкентскому поезду забыли соединить переходные мостики. На этот раз все кончилось сравнительно благополучно, и я отделался ушибами и ссадинами. 5000 км по вьючным тропам и горным кручам Нуристана, безводным пустыням оказались менее опасными, чем передвижение по железнодорожной магистрали. Поневоле станешь фаталистом!
НАЗАД
Источник
