§ 1. Международная экономическая взаимозависимость
Естественным фундаментом международных экономических связей является международное разделение труда, т.е. специализация стран и регионов на производстве определенных товаров и услуг, предполагающая рыночный обмен.
1 Вопросы экономики. 1999. № 6. С. 128.
Распределение акций национальных и зарубежных предприятий в портфелях американских, японских и британских инвесторов1
§ 1. Международная экономическая взаимозависимость 345
Первое теоретическое осмысление международного разделения труда мы находим в грудах Давида Рикардо, выступившего с концепцией сравнительных преимуществ, или сравнительных издержек, согласно которой страны, производящие ту или иную продукцию при меньших затратах вещественных и трудовых факторов, получают бесспорные выгоды на мировом рынке.
В те времена, когда Англия была «мастерской мира» и «владычицей морей», ее политики разделяли идеи свободы торговли (фритредерства). Страны, оказавшиеся во втором эшелоне капиталистического развития, — Германия или Россия — чаще склонялись к протекционизму — политике целенаправленного ограждения внутреннего рынка от иностранных товаров путем прямых запретов ввоза, импортных пошлин, количественных ограничений (контингентирования), нетарифных барьеров (например, такого построения внутренних транспортных тарифов, при котором провоз грузов от портов вглубь страны стоил дороже, чем в обратном направлении). Вероятно, этот ранний протекционизм был рационален, поскольку способствовал развитию внутреннего производства, позволял промышленности встать на ноги. Но явления протекционизма оказались живучими и поныне наблюдаются во внешнеторговой политике индустриально развитых государств1.
Защита внутренней экономики при помощи ввозных тарифов и других ограничений связана с издержками, как в части возможного из-за отсутствия внешней конкуренции замедления роста производительности факторов производства, так и вследствие консервации устаревшей структуры потребления.
Углубление международного разделения труда на стадии крупного машинного производства выразилось в систематически возраставшем спросе на сырье и топливо, а последовавшая за этими процессами урбанизация стимулировала спрос на сельскохозяйственную продукцию и продукты питания.
1 В старые времена товарный мир делили на «хорошие» товары (технологию) и ‘плохие» (потребительские товары). Покровительство в отношении первых сочеталось с ограничительным протекционизмом в отношении вторых.
Глава XV. Открытая экономика. Валютное регулирование
Международное разделение труда охватывает не только основные подразделения экономики (добывающая промышленность, сельское хозяйство, обрабатывающие отрасли), но проникает вглубь, становится межотраелевым и внутриотраслевым. В последнем случае субъектами специализации являются международные производственные комплексы, постадийность производственного процесса в международном или региональном масштабе. Примером может служить «европейский автомобиль». Межотраслевое и внутриотраслевое разделение труда отражает процессы глобализации и диверсификации производства в крупных комплексах.
Развитие международного разделения труда свидетельствует о структурных переменах. Преобладание природно-географичес-кого фактора уходит в прошлое, предпочтение отдается качеству рабочей силы и капитала. Возникает разделение на трудоемкие и капиталоемкие отрасли, развитие которых во многом зависит от состояния социально-политической среды.
Свое продолжение доктрина сравнительных издержек получила в концепции Хекгиера—Олина, шведских экономистов, сосредоточившихся на изучении условий возникновения различий в сравнительных издержках (1935). Ключевыми здесь стали различия в пропорциях участия в изготовлении товара отдельных факторов производства, где немалое значение имеет обеспеченность страны теми или иными производственными факторами. Страна с избытком труда будет специализироваться на трудоемких операциях, а насыщенная капиталом — на капиталоемких. Модель Хекшера—Олина впоследствии была усложнена, но тем не менее, как правило, подвергалась критике.
Обратимся теперь к балансовым данным относительно торговли России со странами ближнего и дальнего зарубежья товарами разных групп (табл.
Картина сравнительных торговых преимуществ условна хотя бы потому, что в составе «третьих стран» находятся США и Германия, страны Азии и Африки, потребности и возможности которых диаметрально расходятся.
Таблица свидетельствует об отсталой структуре нашей внешней торговли; о том, что по одним продуктам (например, минеральному сырью) страны СНГ могут выступать конкурентами России на мировом рынке, а по другим российский экспорт в третьи страны оказывается более эффективным, чем в страны СНГ.
§ 1. Международная экономическая взаимозависимость 347 Группы товаров СНГ Третьи страны Продукты растительного и животного происхождения От-0,7 до-1,04 -0,3 Готовые продукты питания и табак -1,09 -1,17 Минеральные продукты +0,5 +1,4 Химические продукты +0,1 +0,24 Древесина и изделия +0,67 +0,73 Текстиль +0,55 -0,1 Металлы и изделия -0,26 +1,5 Машины и оборудование +0,03 -0,4 Прочие товары -0,02 +0,14 Итого +0,02 +0,29 «-» — означает дефицит, т. е. превышение импорта над экспортом, » + » профицит.
Американский экономист, лауреат Нобелевской премии В. В. Леонтьев явился автором современной теории международного разделения труда. Он обнаружил, что если принять во внимание весь комплекс затрат на американский экспорт, он оказывается более трудоемким и менее капиталоемким, чем американские товары, замещающие импорт, хотя в США достаточно высоки уровни зарплаты и инвестиций. Получается, что для США выгоднее экспортировать труд и импортировать капитал. Внешнеторговые преимущества, известные еще со времен Рикардо, оказываются весьма условными. «Парадокс Леонтьева» стал источником размышлений и споров в кругах экономистов-международников.
Следствием развития международного разделения труда явилось увеличение взаимозависимости стран и глобализация воспроизводственного процесса. На институциональном уровне торгово-финансовое сотрудничество государств представлено такими организациями, как Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), преобразовавшееся затем во Всемирную торговую организацию (ВТО), Международный банк реконструкции и развития (МБРР), Международный валютный фонд (МВФ) и др.
Торговый баланс России
В данном контексте нам следует остановиться на деятельности международной торговой организации. ГАТТ возникло в 1947 г., его членами первоначально стали 23 государства, ко времени преобразования во Всемирную торговую организацию (1991) их насчитывалось уже около 70, а в 2000 г. число членов ВТО возросло до 120. Организация имеет ключевой целью либерализацию торгового обмена, освобождение его от ограничений. В связи с этим постепенно снижались таможенные тарифы, ликвидировались количественные ограничения, вводились единые правила государственного внешнеторгового регулирования. ВТО контролирует более 90% мирового товарооборота. Страны-участницы разделяют недискриминационный принцип наибольшего благоприятствования в торговле, предполагающий взаимное открытие рынков.
Эти цели содержатся в документах ВТО. Но на практике ее правила можно назвать жесткими. Они охватывают движение товаров и услуг, рабочей силы и капитала, условия перемещения интеллектуальной собственности; определяют набор инструментов внешнеэкономической политики, пути разрешения торговых споров и конфликтов. Можно сказать, что ВТО вторгается в сферу внутренней экономической политики, в части государственной поддержки тех или иных производств, субсидий, работы госпредприятий.
Проблема подключения России к ВТО продолжает оставаться дискуссионной, хотя, как мы увидим ниже, участие нашей страны в мировом товарообороте заметно возросло.
Современное мировое хозяйство — это не простая совокупность национальных экономик, а единая интегрированная система, в рамках которой такие макроэкономические показатели, как валовой продукт, валовой доход, уровни цен и процента, стали функциями глобальных процессов. Эта, так сказать, гипотеза выглядит совершенно очевидной в отношении малых стран с высокой степенью открытости. Разумеется, подобный глобалистский подход к анализу мирового хозяйства не снижает важность исследования показателей национальной открытости.
Чем глубже страна или регион интегрированы в мировую экономику, тем шире они могут использовать возможности меж
дународного разделения труда и свои сравнительные преимущества. Это положение является, по-видимому, аксиомой, не нуждающейся в доказательстве. Поэтому сосредоточимся на конкретных показателях открытости национальной экономики. В их числе внешнеторговая квота в ВНП, доля экспорта в производстве, доля импорта в потреблении, удельный вес зарубежных инвестиций по отношению к внутренним.
Как правило, малые индустриально развитые страны имеют особенно высокую степень открытости. Она составляет 55— 70% (внешнеторговая квота в ВНП) в таких странах, как Голландия, Бельгия, Австрия; несколько понижается и колеблется вокруг 4—45% в средних (по численности населения) государствах — во Франции, Италии, Великобритании и, наконец, в крупных мировых державах независимо от уровня их индустриального развития не превышает пока 20% (США, Россия, Китай, Индия). Понятно, что здесь причины кроются в большом размере внутреннего рынка, относительной обеспеченности сырьем, длительной ориентации на замкнутую экономическую модель развития.
Открытость национальной экономики увязывается с понятиями «взаимность» и «уязвимость» (или «ранимость»). Взаимность предполагает преодоление естественно возникающих диспропорций и неравновесий. Примером может служить неравновесие в торговле фабрикатами между Россией и Западной Европой и стремление уравновесить торговый баланс.
Под уязвимостью, как правило, понимают возможные издержки страны от участия в международном разделении труда, способность национальных хозяйств адаптироваться к требованиям научно-технического прогресса и мирового рынка. Выгодное для экспортеров повышение цен на нефть и нефтепродукты оборачивается ударом по зависимой от импорта или энергоемкой экономике. Крупные продажи золота на мировом рынке вызывают резкое падение цен на желтый металл.
Согласно кейнсианской теории общее уравнение открытой экономики выглядит следующим образом:
где У — эффективный спрос;
О — государственные закупки;
± N — превышение экспорта над импортом, чистый экспорт.
Экспорт расширяет эффективный спрос, прибавляя к внутреннему зарубежный сбыт товаров и услуг, между тем как импорт замещает внутреннее потребление альтернативной зарубежной продукцией, т.е. возможности внутреннего рынка уменьшаются.
Рассмотрим количественную связь эффективного спроса и импорта.
Пусть исходным является равенство: 1000 У = 700 С + 2001 + + 100С Вспомним о мультипликаторе роста национального дохода. Со стороны спроса он равен 1/(1 — с), что в нашем примере составляет: 1/(1 — 0,7) = 3,3.
Предположим теперь, что на каждый доллар приходится 0,2 импорта. Следовательно, потребительский спрос на товары внутреннего производства сократится до 0,5 на каждый доллар (0,7 — 0,2).
Мультипликатор, учитывающий импорт, в данном случае
снижается: 1/(1 — (0,7 — 0,2))= 2.
Снижение мультипликатора приводит к уменьшению эффективного спроса и занятости.
Открытость экономики усложняет государственное экономическое регулирование, снижает коэффициент его полезного действия, поскольку к анализу подключаются внешние факторы.
Разумеется, импортная квота не является исчерпывающим критерием при оценке перспектив роста национального дохода. Очевидной становится и обратная зависимость между экономическими масштабами страны (ее ВВП) и степенью вовлеченности в мировое хозяйство.
Если отвлечься от всех прочих факторов возрастания национального дохода и сосредоточиться на состоянии внешней торговли, то окажется, что национальный доход увеличивается до тех пор, пока чистый экспорт имеет положительное значение (+N). При достижении равенства между экспортом и импортом рост национального дохода, индуцированного экспортом, приостанавливается.
Источник
Взаимозависимость стран, международных процессов, экономики и политики становится драматической
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
Ректор МГИМО МИД России, академик РАН, Чрезвычайный и Полномочный Посол России, член РСМД
Современная международная ситуация демонстрирует слом представлений о тенденциях мирового развития, которые еще полтора-два десятилетия назад казались совершенно очевидными. Более того, наши представления о структуре современного мира, будь то биполярная или многополярная, не говоря уже об однополюсном сценарии – кажутся недостаточными для объяснения и систематизации тех процессов, которые разворачиваются на наших глазах.
Кейсом, предельно насыщенным такими процессами, является ситуация на Ближнем Востоке и ее оценки. Достаточно посмотреть, как эволюционировала реальность и ее восприятие – от революционной романтики к исламской квазидемократии, а потом обратно к светскому авторитаризму, с которым оказались готовыми примириться наши западные коллеги. Этому, правда, помешала реинкарнация проекта исламского экстремистского «государства», прототип которого, казалось, победила международная коалиция в Афганистане еще в начале нулевых годов. Очевидно, что попытки искать объяснения этим процессам сквозь призму концепций наследия холодной войны, «великой шахматной доски», «конца истории» или «столкновения цивилизаций» операционно непродуктивны.
Конечно, на вызовы современного мира можно реагировать тактически – в ситуациях, когда вызовы превращаются в угрозы, которые, как правило, гасятся военной мощью нескольких крупных держав или их коалициями. Другое дело, что и у лидеров, и у профессионального внешнеполитического сообщества в последние годы сформировалось представление (надеюсь, неиллюзорное) о принципиальной регулируемости миропорядка. Для сохранения этой привычки и практик необходимо как минимум понимание современного мира, причем понимание такого уровня, которое было у предшественников современных политиков. Достаточно вспомнить 1940–1950-е годы, когда удалось создать систему глобальных многосторонних институтов или институтов западной части тогдашнего мира, которые служат и по сей день. При всех упреках к эффективности ООН или европейской интеграции замены этим изобретениям 70-летней давности пока не нашлось.
Усилия по созданию многосторонних институтов прошедших двух десятилетий, к сожалению, можно оценивать более скептически. Чего стоит неформальный клуб лидеров, когда он в одночасье меняет свою повестку, отвергает одного из участников, чьи подходы к конкретной международной проблеме оказались иными, нежели у коллег по клубу?
В целом же идея клубов, параорганизаций, как говорят юристы, или устойчивых ad hoc (лат. «по месту») коалиций представляется интересной и потенциально эффективной. Действительно, если посмотреть на кризисы и конфликты постбиполярного мира, то их успешное разрешение было связано исключительно с системным участием искренне заинтересованных сторон – будь то Мадридский процесс, антитеррористическая коалиция, отдельные сюжеты сложной югославской мозаики или вопрос сирийского химического оружия.
Разрешение украинского кризиса, как минимум его внешних аспектов, также лежит в плоскости эффективных многосторонних усилий.
В целом украинская ситуация, отрешаясь от ее внутренней трагичности, продемонстрировала, что строительство европейской системы стабильности, безопасности, экономической взаимозависимости велось отчасти по двойным стандартам, отчасти просто без должной ответственности. Логика холодной войны – «кто не с нами, тот против нас» – в украинских делах прослеживалась еще со времен оранжевой революции. Наверное, элементы этой логики можно найти и в действиях российской стороны, но старт ей был дан европейскими коллегами с отсылкой на жесткобюрократические правила европейской интеграции и расширения ЕС. Такая страна, как Украина, однозначно заслуживает собственного, выработанного специально для нее подхода.
Констатируя размытость параметров современной системы с точки зрения традиционных представлений о глобальном порядке, можно обозначить одну константу, которая становится все более доминирующей. Речь идет о поистине драматической взаимозависимости и взаимообусловленности стран, международных процессов, экономики и политики. Плотность современного мира превратила его в столь многоаспектную модель, просчитать которую становится все труднее. Именно поэтому на санкции многие в России смотрят с философским спокойствием, а, казалось бы, однозначные конкурентные преимущества вдруг превращаются в обременения.
В свою очередь, это ставит вопрос о допустимых методах конкуренции, о конкурентных преимуществах, о лидерах этой конкуренции и, как следствие, лидерах современного мира. Как правило, страны, относимые к разряду великих держав, закрепляют за собой статус лидера, но не всегда его могут подтвердить. Лидер – это не просто тот, кто выбивается вперед, но и тот, кто ведет за собой группу последователей. В свою очередь, это формирует уникальный элемент ответственности в мировой политике и экономике. Вспоминая знаменитое выражение Антуана де Сент-Экзюпери («Мы в ответе за тех, кого приручили») – есть ли сегодня лидеры, отвечающие этому определению?
Вопросы лидерства и конкуренции сливаются в более сложный сюжет – правил игры, а точнее, поведения на международной арене (возможно, «игра» – здесь неуместное слово). Количество и качество современных конфликтов и кризисов, по своему совокупному объему превосходящих любой из периодов холодной войны, демонстрируют отсутствие таковых правил.
«Валдайский клуб» для многих – известный экспертный бренд, но, наверное, пришло время его переформатировать и из российского и внешнеполитического сделать по-настоящему международным. Очевидно, что невозможно найти абсолютно нейтральную площадку для обсуждения мирополитической ситуации, даже если это будут кулуары Женевской или Нью-Йоркской штаб-квартиры ООН. Само место влияет на характер и тематику обсуждения. Новый формат «Валдая» предполагает обсуждение волнующих всех международных проблем без специального акцентирования российской проблематики – сама российская почва этих встреч будет вносить коррективы.
Источник
